Кто-то рассказывал: духи подъехали на автобусеи пошли в атаку на минометную батарею…Звук подходящего троллейбуса.Мина. Перелет. Пахнуло гарью. Близко.
Игольчатые кусты, похожие на ежей.А цветов нет.
На ходу срывая пыльную марлевую повязку,с брони спрыгивает чумазый подполковник:– Солдат, принеси чего-нибудь…– Товарищ подполковник, завтрак уже кончился,а обед еще не приготовили.– А лэнч?
Единственное лекарство от нервов – смех.Нервный, матерный, но смех.
– Прямое попадание эрэсом в энпэ. Один – тяжело…
А ведь правда: в Афганистане совсем нет цветов!
– Я – Сошка. Достать тело. Кто пошел доставать тело?Запиши: лейтенант Гончар, командир взвода,санинструктор рядовой Абдурахманов,рядовой Семашко.
Точно – в бензовоз!Черный бархатный дым. Контур джина с кулаками.В кабину бросается белобрысый младший сержант. Отвел.
Нет, не все еще стали наперсточниками.
– Сошка. Докладываю. Взорвалась боеукладка. Один обгоревший автомат.Плащ-палатку оставили там. Не понадобилась.
На месте свернутой палатки с крестом – стоптанные ботинки. И все.Спроси, тюльпан – в четверг?
Нас время возвратит в домашние заботы.И лишь бессонница тупой, душевной больюИзмучает, напомнив перелеты, недолеты…Тюльпаны, что тогда срывались с поля…
Долго шипит охотничья спичка, закури.Под брезентом – из-под бинтов – вихрастый чуб. Тюльпан будет в четверг.Какая разница для них, уснувших там?Пусть даже и отыщутся ответы…Все кончилось. Осталась пустота,Как пепел догоревшей сигареты.
Окровавленная вата вечернего неба.Белая, белая ночь.Огромная луна с пятнами, напоминающими бегущего бизона.Приснился угол Майорова и Исаакиевской,где учился кататься на велосипеде.
Утро. Пыль. Такая, что не видно колеи.Вязкая, жирная, холодная, чужая.Бетонка. За 9 лет будто бы сама война сделала ее удобной для мин:через каждые 3 метра бетона – 50 сантиметров грунта.
Вижу только то, что позволяет триплекс перископаПерелезть на броню? Лучше не стоит. Гранатовые места.
Вздыбленные над дорожным покрытием две бетонные секции,похожие на разведенные от изумления рукис растопыренными пальцами арматуры.Фугас.
Одинокий афганец,напоминающий русского крестьянина с плаката «Спасите от голода».
Барбухайка-грузовик. Везла знаменитые кандагарские гранаты.Съехала на полметра с бетонки.Под бывшим колесом – аккуратная полуметровая воронка.Вокруг – раскатившиеся рубиновые гранаты и еще что-то,бордовое, липкое…Боже, ведь это человеческие внутренности.Вдоль рваной колонны одуревшая лентопротяжкаотчаянно тянет Розенбаума и лысую Агузарову,бардов-афганцев и Пугачеву:«Глазам не верю, неужели в самом деле ты пришел?..»
Солнечный Афганистан.Ласковый и нежный.Зверь.Что в памяти запечатлелось? —Хрипение вальса БостонПод мат и под хохот – в них правда и ересь…Да буровский медный патрон…
Адидас
На столе два телефона. Оба заняты.
– Медленнее говори, медленнее.– Когда?– 12.30?– Где?– Фугас?.. КамАЗ?..– Имя? Кто подорвался?– Младший сержант? По буквам!– Гуськов? А старший?– Старший лейтенант Новиков?– По Гуськову данные есть?– Откуда призывался?– Родители?– Из детского дома?– Что-что замполит сказал?– …нашли голову и плечи с рукой?– Давай по старшему.– Жить будет?– Понятно.– Семья? Женат?..– Сын с 88-го?..– Ладно, передай замполиту, пусть доложит подробно. До семнадцати.
– У-ав. Это я.– Вовчи, не груби. Обижусь.– Ну, что, взял?– Травка? Ее здесь море.– По 800?!– А какой у вас курс?– …обалдел!– Ну, это кабул-подвал…– А что я просила, нашел?– Тянущиеся?– Ну, зачем мне тянущиеся?– А на щиколотке змейка?– Тогда ладно.– А что еще?– «Адидас»?– И, небось, верх не пристегивается.– Ну, на фига мне «Адидас»?– Можешь жене подарить.– А «седой граф» был?– Мне только музыкальный.– И проверь, чтоб разбитых не было.Посмотри каждую чашечку…Ну, ладушки. Я тебе еще в пять часов позвоню.