…тем, кто делает ставку на новый внутричеченский взрыв как новый виток распада государства Российского. Ибо столкнуть Кадыровых с Ямадаевыми – значит не просто превратить в «монтекки – капулетти» их многочисленную родню – только у Рамзана и Сулима по шесть детей. Это значит направить против власти тысячи не отмщенных в Чечне и окрест. Какое уж тут завершение контртеррористической операции? Это осознают прежде всего продолжатели дела Хаттаба и Абу-аль-Валида, да и прочие, кто не слишком заинтересован в благополучии Отечества. Насколько это понимают по федеральную сторону баррикады, ясности меньше. Если бы ее было больше, то героев войны надоумили еще до ее окончания. Чтобы впредь всемедийно не жонглировать аббревиатурами спецслужб, вовлекая страну далеко не в политологический спор, кто «матери-истории ценен». Поэтому подождем, что скажут не только строитель самой вместительной в Европе мечети, но и уполномоченные государевы мужи – от прокурора до посла в Дубаи, которые долго не могли отличить мертвого Сулима от живого.
Слободен, наконец…
11 марта 2006 года закончил свой земной путь бывший президент-«председник» бывшей Югославии Слободан Милошевич. Закончил сам или ему помогли? Этот вопрос еще долго будет разделять тех, кто видит в нем главного балканского злодея, и тех, кто считает его жертвой подлого времени, с которым он не совладал…
Спорящих о месте Милошевича в истории вряд ли примирят политические аргументы и исторические экскурсы: на каждое «за» всегда найдется «против». Вот – заметки, вырванные из рабочего блокнота. В них – несколько эпизодов встреч с югославским лидером, его высказывания. И еще – долгие беседы с людьми из его окружения. Иногда близкого. Иногда – фонового. Но всегда – взволнованного. Дальше – вопросы. И часто – сумбур вместо ответов. Времена не выбирают…
Осознавал ли он историческую ответственность или был беспринципным властолюбцем? – «У меня всегда температура плюс 38», – признался Милошевич, разгоряченный дейтонскими впечатлениями 1995 года. Только что подписан документ об окончательном распаде его родины – Югославии. Югославии Великой Победы (там она называлась, как и у нас), Югославии социалистической (это завещание Тито – самого известного и до сих пор непререкаемого югослава). Милошевич стал одним из гарантов независимости Боснии – республики, по национальному составу копировавшей всю Югославию: православные – католики – мусульмане. Не ужившихся в едином государстве попытались примирить в одной его части. Одновременно гарант получил клеймо главного преступника. «Тито был самым дорогим преступником Третьего рейха. За его голову обещали 10 миллионов марок. Кстати, – это цитата, – лучше, чем в русском фильме «Освобождение», Тито нигде не показан». На его столе долго стояла фотография – Тито вручает партбилет юному Милошевичу. Потом этот снимок он поменяет на короля Александра, основавшего в 1929 году Югославию. Энергичный, беспокойный – классический холерик, – он пытался заменить всех и для всех быть своим: «Это Тито мог планировать свой протокол на год вперед. У меня каждый день «свадьба». Полпятого сел за руль и приехал во владу (правительство). Вызвал Владимира (Владимир Грунич – один из его спичрайтеров) и сел писать обращение к краинцам (сербам в Хорватии)». «Я обращаюсь к вам как…» Этот список ему предъявят как свидетельство его лицемерия: югослав, серб, отец, провинциал из Пожароваца, коммунист, атеист, юрист, майор запаса…
Мог ли он спасти Югославию? «Если во главе Югославии станет серб, государство развалится. Сербы слишком упрямы, чтобы управлять страной», – предупреждал хорват Тито. Так и случилось. Черногорец по происхождению, серб по ментальности, Милошевич пытался спасти страну, опираясь на армию. Не вышло. Югославия, как Карфаген, должна была рухнуть. Главный военный советник хорватов – фактически командующий их войсками – вчерашний председатель комитета начальников штабов США генерал Карл Вуоно воевать умел. За пять лет войны всех против всех известен лишь один случай, когда на местном сходе сербы и хорваты постановили: никому не подчиняемся, ни за кого не воюем. Это произошло в августе 1991-го в краинской Костайнице. Не затем ли туда спешили российские журналисты Ногин и Куренной, чтобы рассказать о тамошнем феномене? Не рассказали. Погибли в той самой Костайнице. Такой феномен никому не был нужен.