Их давил восторг, и я начала понимать, что они совсем не из милиции.
— А разве вы это не выяснили? В ДЭЗе знают, что я учительница. К вашему сведению, преподаю английский язык в школе.
Они переглянулись.
— Вы нас не учите, как работать! — прикрикнул Сероватый. — Лучше скажите, что пропало?
Я пожала плечами.
— Я не разглядывала… Кажется… тряпки на месте.
— А драгоценности?
— У меня их было немного…
— А где они хранились?
— В шкатулке, на комоде, разве вы их не заметили?
Секретер оставался открытым, как и тайник, и они имели право спросить меня об этом.
— Не знаю, я там ничего не держала, мебель доставил Карен. Он мне платил за хранение, пока оформлял перевозку в Ереван.
Главное, говорила я себе, сохранять естественность и не показывать, что я догадалась о самозванстве…
Но им надоело вилять.
— Куда делись запонки?
— Какие запонки?
— Не придуривайся, дешевка!
Голос Сероватого прозвучал как щелканье бича укротителя тигров.
— Я не ношу запонок…
Сиреневатый встал, подошел ко мне, и я увидела в его руке опасную бритву.
— Догадалась, шкура? Так могу и личико разукрасить! Лучше выдай их по-доброму…
Я вспомнила слова Алки, что никакая вещь не стоит человеческой жизни, но так просто сдаваться не хотела.
— Плохо работаете, шавки! Давно могли бы все выяснить без мокрухи. Карен толкнул их одной дамочке за два яйца Фаберже…
Эту фамилию они знали, но их мозговые шестеренки шевелились слабо.
— И молчал, кисель невареный ему в глотку…
— А разве этот Фаберже ценный, что он взял яйца вместо запонок.
— Клиенты за бугром заказывали. Им наши реликвии до фени…
Кажется, они начинали верить.
— А может, побреем курочку наголо, — предложил сладострастно Сероватый, — ох и повизжит…
— Заткнись! На работе не развлекаются, еще легавых привлечешь… — Сиреневатый прошелся по комнате и плюнул на ковер. — Ну и фрайер! Ни хрусталя, ни золота, одни антики…
Потом сел, достал из «дипломата» блокнот, ручку, точно решил взять у меня интервью.
— Быстро адрес старухи!
— Да она дамочка…
— Растереть и забыть! Фамилию, адресок, приметы.
Я мгновенно перебрала в голове сотню вариантов и назвала им адрес цековского дома, где постоянно дежурили милиционеры под видом вахтеров, а также фамилию жены одного посла. Она приезжала в Москву, была несколько раз на аукционе. Карен ее прекрасно знал, их связывали какие-то дела, но сейчас она отбыла к мужу, чтобы щебетать на приемах в ООН и спекулировать тряпками, скупаемыми по дешевке не в магазинах, а на оптовых базах…
— Ну, смотри, курвa, соврала — всю красоту сотрем, на аптеку работать будешь…
После их ухода я бросилась к телефону и позвонила Алке. Мне хотелось услышать нормальный голос нормального человека, который меня любил. Но муж мрачно сказал, что ее увезли в больницу.
— Что случилось?
— Кровотечение. На сохранение положили.
Я охнула. Алка беременна и ничего мне не сказала! На секунду нечто похожее на зависть шевельнулось во мне. Но только на секунду.
В школе
Утром я поехала на работу, совершенно не думая, чему посвящен очередной урок-фикция. Я не могла научить школьников разговаривать по-английски. а они не желали тратить время на бесполезную грамматику и адаптированные тексты.
Как всегда, я опаздывала и оглянулась в поисках такси.
Время поджимало, и я подняла руку перед частником. Хотя в класс я влетела с последним звонком, настроение улучшилось. Мы работали над рассказом О’Генри «Последний лист», когда явилась секретарь директора и срочно вызвала меня в его кабинет.
Я попросила учеников подготовить перевод двадцати строк рассказа О’Генри и пошла по коридору, механически прислушиваясь к монотонным голосам, доносившимся из классов.
Застав в пустом кабинете директора Юрку Гаврилова, с которым мы учились на параллельных курсах в университете, я страшно удивилась. Он был с юрфака, и наши компании часто перекрещивались…
— Привет светилу юриспруденции! Что ты тут делаешь?
— Жду свидетеля… или глупого подозреваемого.
Его простецкое твердое лицо за восемь лет подсохло и постарело, он уже не напоминал плакат с портретом образцового комсомольца, призывающего крепить интернациональную дружбу черных, желтых и красноватых человечков. Зато фигура раздалась, плечи отяжелели, а свитер толстой вязки делал его похожим на отставного футболиста…
Кажется, меня он вычислил точно, потому что спросил в лоб, без обычных формальностей:
— Почему ты сбежала, позвонив в милицию?
— Растерялась.
— Ты-то? За робкую индюшку я тебя никогда не держал.
— Хотелось самой разобраться…
— Ох, твои петли только прибавили мне работы! А главное — впустую, ничего ведь не узнала, только под ногами крутилась. И все время после твоих визитов случались несчастья. Вот и «тетю Лошадь» убили именно после твоего ухода…
— А ее за что?
— Разбираемся…
— Из-за коллекций?
— Все может быть…
— А все-таки, кем ты работаешь, не темни?
— Следователем прокуратуры по особо важным делам.
— А, «важняк»! — сказала я, мучительно перебирая в памяти, что я могла сделать или сболтнуть, из-за чего так страшно пострадала «тетя Лошадь».
— Грамотная — без улыбки перебил мой старый знакомый, сидевший в цивильном свитере за столом директора. — Ладно, кончим шутки. Когда ты последний раз видела Карена живым?
Я стала подсчитывать. До аукциона четыре дня жила у матери. Аукцион происходил в субботу, значит, труп я застала дней через пять после нашей ссоры…
— Почти неделю назад.
— А почему ты удрала к матери?
Значит, с ней уже говорил и мама не поступилась принципами, выложив все честно…
— Поссорились.
— В каких вы были отношениях?
— Босс и секретарша.
Он так на меня посмотрел, что я невольно взялась за свою рыжую гриву и свернула волосы в пучок, вспомнив, что в сумке через плечо лежат мексиканские зажимы, которые привез в прошлом году Карен.
— Ты догадываешься, из-за чего его пытали?
— Не понимаю, — сказала я искренне. — Он так пренебрегал «деревянными» деньгами, что мог откупиться от любых рэкетиров. Да и антиквариата были целые полки, не говоря о цацках в тайнике.
— Значит, от тебя они не таились.
— Он мне показывал, как его открывать.
— И ты туда не лазила?
— Меня не волнуют чужие вещи.
Он помолчал и что-то записал.
— Да, твоих отпечатков там не оказалось.
Прозвенел звонок, урок закончился, но мне еще надо было провести два. В кабинет заглянула наша толстая директриса:
— Ох, простите, я думала, вы уже кончили…
Я фыркнула, но Юрка остался «при исполнении».
— Мы еще немного задержимся, если позволите…
Она замахала толстенькими короткими ручками:
— Бога ради, сколько хотите… — и осторожно прикрыла дверь собственного кабинета.
Тут я сообразила, что на обыкновенное убийство не бросают следователя по особо важным делам… Значит, в этой истории много «гитиков», как любил говорить мой бывший супруг.
— Вы поймали убийцу?
— Это не кино, в «пятнашки» никто не играет. Лучше объясни, почему тебя носило к Марату, к Степе? Заподозрила их как наводчиков?
Я кивнула, ощущая свою глупость. Горе-конспиратор! Как быстро прошли они по моим следам…
— А тех черненьких рэкетиров вы хоть взяли? Марат жив?
— Пока не знаем, его куда-то увезли… Слушай, а о каких запонках все время ходят слухи?
— Слушай, — передразнила я его, — ты можешь мне популярно сказать, кем был Карен?
— Он совмещал много ролей. Был и генеральным директором совместного предприятия, и толковым консультантом СЭВа, и любителем антиквариата…
— И мафиози?