Вдова Карена
Вечером позвонила вахтерша и сказала, что меня ждет какая-то женщина.
— Какая женщина?
— Ну, из этих, восточных…
Я пожала плечами, но женщин не боялась, а потому открыла дверь.
Передо мной стояла толстая старая армянка с темными усами над губой, измученным лицом и растрепанными седыми волосами под черной косынкой.
— Вы ко мне?
— Вай-ме, деточка, я жена… нет, страшно сказать, вдова Карена.
Я часто пыталась представить законную спутницу моего любовника, и теперь при виде ее по моей спине пробежали мурашки.
— Раздевайтесь.
Я повесила старенькое черное пальтишко из плюша на вешалку и пропустила ее в комнату.
— Вай-ме. и фотографии его нет! Не заслужил, значит. А я цветочки принесла, чтобы положить…
Она достала из облезлой сумки букет ярких сочных роз и поискала глазами вазу.
Я налила воды в любимую фарфоровую вазу Карена, покрытую выпуклыми незабудками и поставила розы, испытывая острое чувство неловкости. Эта маленькая толстая женщина лишила меня наглости, на которую я настраивалась заранее…
Женщина села, сцепила пальцы на столе и внимательно посмотрела на меня.
— Красивая деточка, самая красивая из его дамочек… Но и тебя время не пожалеет, согнет, состарит, а чем жить будешь? Мне хоть внуки сердце греют.
— А дочери?
Из ее запавших глаз закапали слезы.
— Вай-ме. разве он ничего не говорил? Уже два года как нет моих цветочков, погибли в землетрясении, вместе с мужьями… К счастью, внучат я взяла на лето к себе в Ереван. Матерь божья прикрыла их своим крылом…
Карен мне ничего об этом не рассказывал и никогда не привозил из-за границы детских вещей.
— А внуки маленькие?
— Три годика солнышку Мушкетику и пять — луне Ануш.
Я ничего не понимала. Играет она или Карен на самом деле был не тот, кем я его представляла? Может, у него где-то была вторая семья?
— Простите, — сказала я, — вы первая жена Карена?
— Я — первая и последняя, единственная на нашей горькой земле, а другие были дымом, для дела и для тела. Армянский мужчина не может без женщин, но жену имеет только одну, на всю жизнь…
— Но вы обеспечены? У вас есть квартира, дача, пенсия?
— Все есть, золотая деточка, только Каренчика не вернешь. Была бы одна, ушла бы следом, но детишек надо в люди вывести. Время теперь неспокойное, страшное…
— Здесь почти все вещи принадлежали Карену, — сказала я, не дожидаясь ее атаки. — Вы можете все забрать. И фарфор, и мебель. Только драгоценности бандиты унесли…
— Неужели у тебя нет его фотографии?
— Нет, он не позволял себя фотографировать, даже на приемах отворачивался…
— Вай-ме, я как знала, чуяла сердцем…
Она достала из своей древней сумки большую фотографию Карена. В тренировочном костюме, босиком, он так весело улыбался, что у меня опять защемило сердце.
Женщина поставила фотографию на секретер рядом с розами и удовлетворенно вздохнула.
— Ну, вместе с ним и говорить легче, — Голос сразу стал жестче и грубее. — Фарфор мне не нужен, дорогая. И мебель-шмебель. Я скоро уеду в Америку, уже все оформлено. Отлет послезавтра. Так что это тебе, за верную службу. Я и документик принесла, отказ от всяких прав на твое имущество…
— А от этого вы тоже отказываетесь?
Я рывком вынула из бюстгальтера запонки, завернутые в тряпочку. и бросила ей.
Она неторопливо развернула сверток.
— Вай-ме, какая ты молодец! А я все думала — отдашь или соврешь, на бандитов сошлешься? Карен писал, хвастал этой покупкой, большие дела собирался с ними делать…
Она ласково погладила запонки и небрежно кинула их в сумку.
— Ну, спасибо за честность… Я тоже тебя отдарю…
И вдова Карена положила на стол длинную узкую бумагу, похожую на банковский чек.
— Бери, твой вклад, Карен никого не обманывал. За границей востребуешь, десять тысяч долларов на дороге не валяются…
— Вы обо всех его делах знали?
— У мужа от меня секретов не было, за то и ценил, что не командовала, всегда соглашалась, у нас, у армян, жена должна быть покорной…
— Из-за этих запонок его и замучили…
— Догадывалась… — Лицо ее стало жестоким. — Но скоро их покарает рука господня, я молилась каждый день, постилась и молилась, хотя Католикос сказал, что я плохая христианка…