Емцев М & Парнов Еремей
Запонки с кохлеоидой
Михаил Емцев, Еремей Парнов
Запонки с кохлеоидой
Вот я и постарел еще на год... Друзья уже разошлись. На белой скатерти остались вишневые пятна. В открытую дверь балкона вместе с ночной бабочкой влетает влажный шелест июльской ночи. Пахнет полынью, липовым цветом и нагретым асфальтом. Я еще не достиг того возраста, когда мужчины начинают считать годы. И все же мне жаль, что прошел именно этот год. В руке у меня изящные бериллиевые запонки с причудливым рисунком двойной спирали. Мне подарил их сегодня кто-то из близких. В шуме и смехе я не заметил, кто. Так как же прошел этот год?..
На столе лежит маленькая голубая книжка. Это автореферат моего друга Бориса Лукова. Мой шеф, академик, попросил, чтобы я написал отзыв. Для этого мне не нужно читать голубую книжку. Ведь кому, как не мне, знать, чем занимается Борька. Но написать отзыв все-таки трудно. Никак не могу сосредоточиться: я все еще под впечатлением нашего недавнего разговора.
Мы сидели тогда в Борькиной лаборатории, в маленьком полуподвальчике. Там негде повернуться среди огромных, заваленных всяким металлическим хламом лабораторных столов. Борька только что получил данные о глубине достигнутого им вакуума; он был взволнован, мне даже показалось раздражен.
- Одна стомиллиардная атмосферы! По-моему, это совсем неплохо, - сказал я, листая только что полученный номер журнала теоретической и экспериментальной физики, в котором была опубликована работа Бориса.
- Грязь.
- Что? Что ты сказал?
- Грязь. - Борис отложил в сторону миллиметровку, на которой вычерчивал кривую кинетики. - В таком вакууме еще слишком много вещества. На шесть порядков выше межзвездной среды. Это же в миллион раз больше возможных соударений. Меня это не устраивает.
- Как ты создаешь вакуум?
- Электросорбцией. У меня откачка - это только первый этап. Основную работу выполняют стенки сосуда. Они сделаны из губчатого металлополимера, с необычайным сорбционным потенциалом. В течение двух-трех месяцев молекулы, находящиеся в сосуде, поглощаются стенками. В сущности можно было бы достичь абсолютного вакуума, если бы не десорбция. Проклятые стенки все-таки отдают часть поглощенных газов.
- А ты пробовал мерцающий потенциал?
- Пробовал. - Борис указал на медные шины, припаянные к кожуху камеры. - Я даю пятьдесят киловольт.
- Этого достаточно. Ну и что, помогает?
Борис неопределенно хмыкнул и, смешно сморщив нос, покачал головой:
- Очень мало.
Мы замолчали. Я уже собрался уходить, как Борис, точно вспомнив о чем-то важном, спросил меня:
- Ты знаешь кого-нибудь из Института редких земель?
- Кое-кого знаю. А что?
- У меня к тебе большая просьба, - Борис встал из-за стола и подошел ко мне, - помоги достать немного гольмия.
- Сколько это - немного?
- Несколько граммов. Пять-шесть.
- Ого! - Я вскочил и уставился на этого сумасшедшего, захотевшего получить несколько граммов металла, даже окись которого стоит в триста двадцать раз дороже чистого золота.
Борис успокаивающе похлопал меня по спине.
- Садись, садись. Я все прекрасно понимаю. Дело в том, что столько гольмия у них найдется. Им он все равно не нужен. Ведь этот металл нигде не применяется. Зато мне...
Борис выдвинул ящик стола и достал папиросную коробку "Казбек". Между двумя слоями ваты в ней были аккуратно уложены металлические шарики.
- Вот этот, - Борис протянул мне серебристый шарик, - сплав магния, кобальта и сурьмы, - совершенно испаряется в вакуумной камере за три часа. То же было с шариками из кадмиевых и цинковых сплавов. Все они превратились в тонкий слой металла, нанесенный на стенки камеры. С шариками же из железа, стали и золота как будто ничего не происходило. И все-таки, когда я взвесил их после тридцатишестисуточного пребывания в камере, то обнаружил потерю в весе в девятом знаке после запятой. И это у меня на установке. А что будет в космосе... Три года я искал нужный сплав, пока не получил вот это.
Борис осторожно, даже как-то любовно вынул из ваты нежно-голубой шарик с золотым отливом, немного подержал его и так же осторожно положил на место.
- А что это? - спросил я с любопытством.
- Золото, самарий, гольмий. Мне нужен гольмий. Понимаешь?
- Понимаю, Борь. Материал для межзвездных кораблей не должен испаряться в пространстве. Такой материал нужен всем. Ты получишь гольмий!
- Ну, ну, не надо патетики, - сказал мой друг, улыбаясь и мягко, но настойчиво выпроваживая меня из лаборатории.
...Это было год назад. Я достал тогда для него два с половиной грамма гольмия. А три месяца спустя писал отзыв на автореферат его кандидатской диссертации.
Что же было потом?..
Борису никак не удавалось понизить давление в камере. Одна стомиллиардная доля атмосферы - это был предел. Для Борьки он стал ночным кошмаром, неутомимым преследователем и врагом. Друг перепробовал все известные методы достижения глубокого вакуума. На его месте другой мог бы гордиться. Ни одна методика не давала таких хороших результатов, как Борькина электросорбция. Но его это не удовлетворяло. Ему был нужен межпланетный вакуум. А такого разрежения нельзя было достичь. Это противоречие между желаемым и действительным Борис переживал мучительно и страстно. Сначала мы подшучивали над ним, но он встречал наш юмор неприкрытым раздражением, воспринимая как личную обиду. Шутить вскоре перестали, но все чаще поговаривали о том, что Лукова нужно немного отвлечь от работы.