Я внимательно прислушивался к сверхчувственной ауре — вокруг был томительно тихо, хотя по опыту Беркты я знал, что в телепатической области на станции должен был царить тот же объемный шумок, что и в привычном нам радиодиапазоне. Разве что тихое потрескивание исходило от указавшего нам на сидения для рабов проводника.
Хваат вопросительно глянул на меня, я кивнул. Он что-то коротко, на жаргоне выкрикнул, и в следующее мгновение оба матроса набросились на проводника. К нашему удивлению, они врезались друг в друга и, почесывая лбы, повалились на землю. Странное существо как стояло возле ряда передних сидений, так и продолжало стоять. Я приблизился и попробовал почесать его по плечу. Моя рука свободно прошла через полупрозрачную плоть.
— Голография!.. — выдохнул я.
— Что за голография? Кого ты обложил? — поинтересовался Хваат.
В следующий момент проводник без следа растаял в воздухе, а в телепатическом эфире вдруг зазвучала заунывная, на басах мелодия. Давненько я не слышал музыки, соскучился по родным благозвучным аккордам, но эта нудная песня ничего, кроме омерзительного озноба, у меня не вызвала.
— Немедленно назад!
— Зачем? — заявил один их матросов. — Здесь хорошо, прохладно. Айда в ту сторону, — он указал вглубь станции. — Там нас ждет отец.
Другой матрос уже был готов последовать за ним. Лицо Хваата перекосило от боли и изумления. Я мгновенно включил генератор помех, поставил завесу.
Матросы опомнились, отдали капитану пионерский салют.
— Немедленно назад! — закричал я.
Первую дверь мы успели проскочить до того, как она перекрыла проход. У второй пришлось пустить в дело бластеры. Поставили регуляторы на самую высокую температуру и принялись вырезать в плите отверстие. Работа двигалась медленно, между тем зудящий вибрирующий мотив начал усиливаться, глушитель в левой ноге уже с трудом справлялся с подаваемым сигналом. Кто мог сказать, каков предел мощности сверхчувственного излучателя фламатера?
Наконец верхняя половина плиты рухнула внутрь шлюза. Мы по очереди пролезли в отверстие, добрались до входной камеры в челнок, представлявший из себя тупоносый плоскобрюхий аппарат с короткими крыльями и хвостовым оперением. Уже в челноке я, отозвав Огуста на склад, сообщил.
— Плохо дело, начальник. Он пустил в ход древний зов, с помощью которого вас, хордов, держали под контролем. Так что бластерами здесь ничего не добьешься. Нам остается только молиться.
Огуст недоверчиво глянул на меня. Я крепко изо всех сил почесал ему грудь, потер виски. Взгляд его смягчился.
— Да-да, взывать к ковчегу, — настоятельно добавил я. — Нерукотворному… Для этого все поселяне должны взяться за руки и составить три круга, в каждом по восемь участников. В центральном хороводе сестры и самые молодые члены команды, во втором кольце самые великовозрастные, в том числе и апостолы. Наружный круг образуют самые крепкие и сильные хорды. Ты займешь место в третьем кольце. Иуду посадите в центр… Ах, Третий столп, Третий столп, — я невольно, с горечью почесался, — что же вы наделали с добрым поселянином! Ведь он же прекрасно работал в фокусе метаконцерта. Ладно, апостолы научат, как молиться, какие слова произносить. Запевалой будет Дуэрни — у нее голосок потоньше, пронзительней. Левий Матвей будет сверять по записям, какие слова и в каком порядке произносить. Пока все… Все эти распоряжения сделаешь, когда я уйду…
— Куда?
Я махнул рукой в сторону шлюза.
— Пока броневая плита не затянулась, — пояснил я и после короткой паузы веско добавил. — Тренируйтесь в молитвах до изнеможения, сколько хватит сил. Пока люди не начнут падать от усталости. Нельзя тратить ни единого мгновения, чтобы вспоминать слова. Они должны литься свободно, в них надо душу вкладывать. Вот за этим тебе следует проследить, начальник.
Пока я не вернусь, никто не должен выходить из челнока… Конечно, неплохо бы его заизолировать, но как и чем? Запомни главное, как только услышите зов, сразу вставайте в круг и молитесь, молитесь! Услышите голос, называющий себя отцовским, прокляните его. Это голос Черного гарцука, это он кличет в ночи. От его призывов защита только вера и мольба.
Теперь, начальник, позволь, я испытаю тебя. Я должен знать, чего ты стоишь, ведь на корабле ты присматривался ко мне, составил мнение. Вот и я должен быть уверенным, что ты — Третий столп не только по рождению, не только по набору генетических программ, но и по своим личным качествам. Ты утверждал, что я послан врагами. Ты полагаешь, что любой поселянин, уверовавший в Творцов, в мироздание, полное чудес, называемое объективной реальностью, не способен остаться самим собой, что он обязательно станет исполнителем чуждой Хорду воли. Поглядим, сумеешь ли ты совладать с присутствием чужого в твоей душе? Я постараюсь усыпить тебя, ты же обороняйся, как сможешь.