Как только фламатер определил, в каком направлении мы двинулись, сильнейший удар ментального бича потряс хордов. Никто из нас — даже я — не смог устоять на ногах. Люди попадали на металлический пол и начали извиваться быстро-быстро, как червяки. Им надо было немедленно вернуть разум, заставить двигаться. В этом было спасение — чем дальше вглубь зоны архонтов, тем слабее сверхчувственные волны. Опять пришлось налаживать цечешище. Огуст и Хваат пинками начали поднимать людей. Матросы и проотолетарии злобно поглядывали на меня, на своих начальников, на повелителя. Кулаки у них начали сжиматься, и в этот момент всеобщего озлобления, невыносимых приступов головной боли, среди стонов, рыданий и взвизгов, клекота и истеричных воплей послышался спокойный и сильный голос Иуды.
— Я писать хочу!
Губошлепы замерли, а лишенный памяти поселянин еще раз повторил.
— Очень хочу писать…
Я бросился к Дуэрни, указывая на Иуду, принялся страстно, с истерическими нотками в голосе убеждать.
— Это твой цыпленок. Он хочет по-маленькому. Помоги ему…
Потом бросился к следующей мамке. К петуху-провокатору из тюрьмы на Дирахе подскочил с тем же призывом.
— Это твой птенчик. Видишь, твоя курочка кудахчет возле него, не может справиться. Помоги ей или ты не мужчина, не отец. Помоги малому ребенку, потом отправляйся к отцу. Спаси маленького желторотого цыпленка.
При этом я безжалостно хлестал их по рассудкам.
Дуэрни подобралась к Иуде, он неожиданно взял ее за руку, потянул за собой вглубь туннеля. Брови у жены правителя полезли вверх. Не скрывая удивления, превозмогая проступившее отвращение, она тоже взяла в горсть два пальца ближайшего к ней, самого крупного матроса. Лицо того мгновенно обмякло, затем исказилось неописуемой гримасой страдания, у него слезы полились из глаз. Этта схватил его за другую руку, своей же, свободной, вырвал из толпы следующую мамку. Та подхватила еще одного проотолетария.
И словно прорвало — Иуда всех утянул за собой вглубь туннеля. Мне, правда, пришлось повозиться с Неемо, не выдержавшим ментальное давление. Он вдруг принялся сбрасывать с себя одежды, но мы с Хваатом и Туути не позволили, тут же оттащили его вглубь коридора. С каждым шагом тяжесть боли спадала, пока наконец Этта не прибежал к нам и не доложил, что вся группа добралась до тупика. Что дальше?
Наступил критический момент. Мне разорваться?! Никто, кроме меня, не сумеет отворить рабам дверь в чертоги богов. С другой стороны, кто, кроме волка-хранителя, в состоянии сдержать нападение серповидных боевых оболочек? Эти исчадия ада любого губошлепа лишат храбрости. Сумеет ли Огуст с ними совладать, пусть даже он сам выбрал этот путь? Наделенный царственностью губошлеп понадеялся на свой скудный умишко, на глупых стариков, восхищенных собственной мудростью. Они решили, что загнали меня в угол. Вечные нелады разума с гордыней… Имея перед глазам все мироздание, внимая свету звезд, обладая доступом к анналам архонтов, они выбрали для видимой реальности самое плоское объяснение, теперь за это надо было платить.
Вот пусть Огуст и платит.
— Послушай, начальник, я вынужден отлучиться. Никто, кроме меня, не сможет отворить ворота в рай. Я на время оставляю тебя, приготовься к худшему. Пришел твой час. Только ты и Хваат способны противостоять той мерзости, что вот-вот обрушиться на нас. Но с Хваатом вопрос прост. Если он поверил в меня, он должен остаться и сражаться до конца. А вот как быть с тобой?.. Может так случиться, что мы больше не увидимся. Решишь принять бой, у твоего народа появится возможность спастись. Какая — не знаю. Верю в чудо. Если нет, всем нам погибнуть.
— Я остаюсь, учитель. Но не ради тебя или так называемого народа. Таков мой удел защищать низших. Если я их брошу, мне будет разрешено покончить с собой, а это страшный позор!
— Кем разрешено?
— Мною.
Я не удержался и совсем по-человечьи пожал плечами.
— Как знаешь. А ты, Хваат?
— Я уверовал, учитель.
— Я тоже, — вмешался в разговор бывший страж.
— Тогда слушайте…
Я вкратце объяснил, что они обязаны открывать огонь по любой движущейся тени. Отродье, которое скоро пригонит сюда Черный гарцук, во время атаки испускает впереди себя волны омерзения, обдает паническим ужасом, поэтому очень важно сохранять хладнокровие, презирать врага — плевать вам нужно на эту пакость! Я сразу зарядил обоих подобным настроем, потом добавил — стрелять следует метко, не раздумывая, не приглядываясь, не тратя времени на то, чтобы выяснить, откуда выползла эта черная пакость. Одним словом, ведите себя как электрические утюги.