Эх, беда, шариков-то у меня осталось с горстку!.. Кстати, не может быть, чтобы в зону архонтов был только один вход. Это конструктивно исключено. Кроме того, зная их образ мыслей, склонность к высокомерной назидательности, можно быть уверенным — в пределах системы Дауриса-Тавриса архонты тоже вели себя в высшей степени обособленно. Стоило поискать дополнительные выходы — например, для обслуживающего персонала, который, скорее всего, появлялся здесь после того, как архонты покидали зону.
Я затаил дыхание.
Как же они ее покидали? Должно быть, у них существовал свой отдельный шлюз? А может, и собственные транспортные средства?
Я тут же дал задание шарику, проникшему в блок управления информационной машиной, а сам поспешил в домик, в котором мои спутники разместились на ночевку. Окликнул меня Неемо. Это был верный человек, с устойчивой психикой, опытный боец, одним словом, настоящий ублюдок. Я поймал себя на мысли, что с гордостью произношу это слово. Смешными показались мне потуги убедить Туути отказаться от использования этого обидного прозвища. Сколько недомыслия я проявил, когда обижался на старцев Ин, не жалевших для меня самых оскорбительных, как мне казалось, эпитетов! Они не имели в виду унизить меня, подобные тонкости пока еще не давались хордам даже самых высших разрядов, но с моей легкой руки — так и оно оказалось впоследствии — в эти термины скоро начали вкладывать уничижительный, марающий чужое достоинство смысл.
Небо между тем усыпалось звездами. Это был иной небосвод, невиданный, таинственный, нависавший над миром, которого уже давным-давно не было на свете. Я застыл в благоговении — над головой раскинулся звездный чертеж миллионнолетней давности, наблюдаемый из одной из самых удивительных точек пространства — исчезнувшей обители Ди. Рисунок созвездий очень напоминал пейзаж, видимый с Земли. Здесь не было и следа искрящегося звездного обода — та же россыпь блесток, та же равномерность и бездонная насыщенность темного покрывала, разве что извилистый, ломкий, прерывистый след Млечного пути был более отчетлив и ярок. Мне были неизвестны названия созвездий? Пустое! Быстролетный скоро просветил бы меня. Сердце дрогнуло, когда я интуитивно угадал в зените расположенные ковшом звездочки.
В его хвосте сияла Полярная?..
Это следует проверить. Это обязательно следует проверить. Два ослепительных росчерка сверкнули над вершинами горного хребта. Тающие автографы сгоревших метеоритов…
Так было и так будет.
Неемо, стоявший рядом со мной, тоже неотрывно взирал на ночное небо.
— Где мы? — его голос прозвучал глухо, с ощутимым испугом. — Это их… земля?
— Да.
— Они тоже… поселяне?
— Конечно, только древние.
— С хвостами — и поселяне? — в голосе Неемо просквозило явное недоумение.
— Почему с хвостами?
— Я как-то нашел на одном из астероидов изображение повелителей — то есть, тех, кто появлялся и исчезал. Я попытался отыскать их следы в капитанских анналах и обнаружил, что высшие называли себя архонтами, то есть старейшинами или начальниками. Когда меня скинули на плавсредство, ну, на подлодку, этот пункт тоже вставили в обвинительное заключение. Долго уговаривали — забудь ты об архонтах, давай лишим тебя памяти, зачем они тебе? Ага, чтобы и о Тойоти больше не вспоминать, о Хваате, о птенцах… Зачем мне это?
Он помолчал, потом спросил.
— Представляешь, они были с хвостами. Зачем они с нами так, а?..
Я почесался. Что я мог ответить? Он проснулся, прозрел — это был первый хорд, который задумался о справедливости, которой ощутимо не доставало в мире. Значит, он первый задумался о вечном. О том, стоит ли сеять обиды. Скоро прозреет другой, третий, затем десятки, сотни его соплеменников. Они уже никогда не забудут, нутром почувствуют, что мир един, холоден и бесконечен. Впервые задумаются о том, что никто в мире не испытывает к ним сознательной ненависти и вражды. Что богам дела нет до справедливости. Добиться справедливости — наша, человечья, задача. Тогда ожидание неизбежной, впередистоящей битвы сменится, наконец, простым и ясным делом.
— Где Иуда? — спросил я. — Приведи его.
Неемо отправился в ближайший домик, очень напоминавший архитектурой унылые корпуса канцелярий на Дирахе и Дьори. Скоро потерявший память предстал передо мной.
— Как ты себя чувствуешь, Сулла?
— Хорошо, учитель. Я пописал, покакал.
— Ты называешь меня учителем, значит, ты вспомнил?
— Нет, но все называют тебя учителем, и это звучит.
— Как?
— Гордо.
— Пойдем со мной.
Мы вошли в зал. Иуда вел себя спокойно. Я с опаской подвел его к огромному, в два этажа экрану. На нем в глубине полутемной палубы пряталась гигантская, коротколапая туша. Прикрылась мраком…