Зачем это?
Так и пошло-поехало. Поскольку на Земле существует несколько пониманий «высшей силы», и я отношу себя к христианам православного толка, начал с Библии. Пересказал, что помнил из Ветхого завета, затем перешел к рассказу о страстях Христовых, о муках его во имя спасение всех, кто населял Землю. Затем изложил жизнь Мухаммеда, объяснил, что значит «Аллах акбар». Слушали меня внимательно, начали называть учителем. Наконец добрался до Просветленного, узревшего под смоковницей первую из четырех благородных истин.
Здесь меня и настигла болезнь. Заразился в шахте. Иуда чмокнул в губы. Я упал, сердце больше не билось! Лежал до окончания смены. Все, что во мне было хордянского, а именно плоть, — вело себя терпеливо, не досаждало болью. Как только закончилась смена и стражник ударил в рельс, меня отнесли в барак и уложили на пол.
…Мне бы какой-нибудь антибиотик, самый простенький, может, помог бы этой, осыпанной мучным налетом плоти. Все говорят, что мне повезло — при этой заразе боли не чувствуешь. Умирать легко, только страшно. И правда, боли особой нет, только ломота во всем теле, мышцы ноют, словно перетрудились. Хотя бы откликнулся кто-нибудь — зову, зову, все напрасно.
Эти меня за рукав теребят — рассказывай, мол…
Я вздохнул.
— Сказал Просветленный: «Есть четыре благородные истины или Арьясачча. Познай их и ты обретешь покой. Первая гласит — жизнь есть страдание. В чем же источник страданий? Ответ дает вторая истина. В ненасытной жажде удовольствий, соединенной со страхом смерти — вот в чем источник страданий. Третья истина утверждает, что нить страданий может быть оборвана. Так говорил Гаутама, так говорил Иисус, так говорил Мухаммед. Четвертая истина повествует о благородном пути, ступая по которому, любой может избежать страданий и обрести царство Божие в душе и посмертную радость в райских садах. В этом и заключен смысл жизни. Есть и пятая истина — я бы не назвал ее благородной, я бы назвал ее мудрой. Изрек Христос — можно жить без смысла, не думая о выполнении приказа, можно жить без цели…»
Ученики затаили дыхание. Я примолк, долго смотрел в потолок — по шершавой штукатурке ползали местные насекомые, напоминающие божьих коровок, только спинки у них были лазоревые, тоже в крапинку, и глаза-искорки. Помру, а они так и будут ползать, пока дом не сгорит. Когда сгорит, переберутся в соседний. Там и возродятся в щелях между досками.
— Можно просто жить… — повторил я.
Иуда в углу ахнул. Наступила тишина. Потом Левий Матвей засуетился, принялся искать тетрадку, куда записывал мои изречения. Спросил у Иуды.
— Ты не брал?
Тот плаксиво возмутился.
— Чуть что, сразу Иуда! Не брал я твою писанину. Так запомнишь. Что здесь записывать! Уж куда проще! Убивать будут — не забуду. Можно, оказывается, просто жить. Учитель, — окликнул он меня, — а как это — просто жить?
— Не знаю, — ответил я. — В этом вся соль. Истина глубока, вы можете лишь горстями черпать ее, как воду из родника. Глотните, и уразумеете, что я имею в виду. Можно стремиться к цели, можно и плевать на нее. Можно не опасаться смены цвета Дауриса, гнева гарцука, окрика стражника, бригадира или звеньевого. Если строить ковчег, то только тогда, когда появится желание, когда сами воочию убедитесь, что это дело нужное, полезное, радующее сердце. Вы говорите, отцы наши, деды и прадеды строили ковчег. Все строят ковчег, но видел ли его кто-нибудь из страждущих духом? Вот еще одна заповедь: блаженны страждущие духом, ибо их есть царствие Божие. Поселяне вправе познать плоды своих трудов. Есть и другие истины: не убий, не укради, возлюби ближнего как самого себя, не возжелай ближнему своему того, чего сам не испытал, не прелюбодействуй… Все сразу не упомнишь.
— Ага, — скептически выпятил губу Петр, — а если захочется прелюбодействовать?
— Тогда вспомни благородные истины.
— Как, учитель, у тебя все легко получается, — закрутил головой Савл (я его так назвал за то, что он постоянно и грубо хулил меня, старался поймать на несуразностях, упрямо пытался разобраться в подоплеке свершаемых мною чудес). — Если захочешь чужую мамку, то вспомни, что жизнь есть страдание, источником которого является желания и так далее. Ну, вспомнил я, а если желание — яд этот — ну, насквозь разъедает плоть, что тогда делать?
— Вспомнить пятую истину.
— Ну и?..
— Исполни желаемое.
Теперь ахнули все ученики.