— Помилуй меня, ковчег! — воскликнул я. — Что я выболтал? Это же сказка, побасенка, так, слова…
— Сказка ложь, да в ней намек, — хмуро глянул в мою сторону начальник канцелярии. — Так нас учили в университете.
— Ваши милости, прошу вашей милости! — взвыл я и принялся отчаянно почесывать ногу. — Объясните мне, несчастному, что я такое знаю, о чем сам не догадываюсь?
— Где ты слышал сказку про стрельца-поселянина?
Я растерялся.
— От дедушки.
— А он от кого?
— Не знаю, ваша милость! Наверное, от своего дедушки, а может от мамки-бабушки.
— Хорошо, — кивнул начальник области и подозрительно глянул на меня, — объясни, почему твой Наум, Сааура-слуга вдруг стал невидим? На что, ты, подлая твоя душонка, намекаешь? Что позволяешь себе?!
Я отчаянно потряс головой, почесался и воскликнул.
— Разложите меня на пять стихий, не понимаю, в чем моя вина?
— Хвала ковчегу, что не понимаешь, а то болтаться тебе на пальме вверх ногами. Но это не снимает с тебя вины. Государственное преступление налицо, наказание должно последовать незамедлительно. У тебя есть только одна возможность получить спасение. И в этом случае не рассчитывай на помощь ковчега. Тебе самому придется послужить родному Дираху не за страх, а за совесть. Если согласишься, мы смирим гнев славных. Если заартачишься, пеняй на себя!
Я не ответил.
Наступила тишина.
Поверьте, ни гарцук, ни начальник канцелярии не испытывали и тени сомнения по поводу моего согласия. Выхода у меня не было, это точно. Интересно, чем же это я мог прогневать славных, упоминая в сказке о невидимом слуге, вездесущем и все умеющем, до конца привязанном к хозяину, который угостил его, обратился с ласковым словом. Ласковые слова здесь были ни при чем — это я уяснил сразу. Передо мной сидели ловкие ребята, поднаторевшие в интригах и подковерной борьбе, так любовно прижившихся на этой несуразной, пропитанной настроениями неизбежной и скорой катастрофы планете. Неважно, с чем была связана беда: со взрывом опухшего, гибнущего под бременем своей плоти Дауриса или с новым пришествием архонтов. С другой стороны, где их не было, этих интриг? Почему Хорд должен был стать исключением? Жаль, что я не мог проникнуть в суть тайны. Не мог понять, о каком задании толковал гарцук. К своему удивлению, я вдруг обнаружил, что и гарцук, и начальник канцелярии знакомы с кое-какими приемами ментальной защиты. Я не мог проникнуть в их мысли. И все эти разговоры о звездах… Они вконец смутили меня. Я не мог не задуматься, является ли для них тайной мое перевоплощение?
Я чувствовал, они что-то не договаривают — и гарцук, и начальник канцелярии. Такое положение меня никак не устраивало. Мне требовалась ясность. Я так и заявил гарцуку. Он одобрительно посмотрел на меня, кивнул напомаженной головой. Сбоку красовался ровный, перышко к перышку, пробор.
— Слушай, Роото, почему бы тебе не познакомить со своими сказками жителей Дьори. Они вполне достойные поселяне, возможно, им тоже понравится твое вранье, но самое главное, пусть они послушают чушь, которую несет мил человек насчет права каждого поселянина узреть ковчег.
— Великий гарцук, разве можно назвать чушью неистребимое желание поселян воочию убедиться, что ковчег прибывает в объеме, увеличивается в весе. Что сказка на глазах оборачивается былью?
Гарцук почесался, а начальник канцелярии подошел ближе и, взяв меня за шиворот, рявкнул.