Лидочка не сразу сообразила, что это -- Алексан- дрийский... Стоит под дождем темная человеческая фигура и кашляет, но тут же она поняла: Алмазов попросту вытащил старика из кабины, чтобы освобо- дить место для своей дамы.
-- Это вы? -- спросила почему-то Лидочка и потом уже побежала за грузовиком, крича: -- Стойте! Стой- те! Остановитесь немедленно!
Но задние красные огоньки грузовика уже рас- таяли в ночи, и гул его двигателя слился с шумом дождя.
Лидочка подбежала к Александрийскому -- тот перестал кашлять и старался распрямиться.
-- Вам плохо? Тот ответил не сразу, сначала он все же принял
почти вертикальное положение. -- А вы что здесь делаете? -- спросил он.
-- Меня забыли. Как и вас. -- Лидочка улыбну- лась, как ни странно обрадованная тем, что она не одна на этой дороге и Александрийскому не так уж плохо, -- вот и он улыбнулся.
Александрийский сделал шаг, охнул и сильнее оперся о палку.
-- Беда в том, -- сказал он медленно и отчетли- во, -- что, падая из машины, я подвернул ногу. Мне еще этого не хватало.
-- Больно? -- спросила Лидочка. -- Вот именно что больно, -- сказал профессор.
-- Я вам помогу дойти. -- Вы здесь впервые?
-- Не бойтесь, -- сказала Лидочка. Она старалась разговаривать с Александрийским как с малень- ким -- он был так стар и слаб, что мог упасть и уме- реть, его нельзя было сердить или расстраивать. -
28
Мы обязательно найдем это Узкое -- я думаю, что совсем немного осталось.
-- Вы совершенно правы, -- сказал Александрий- ский, -- тут уже немного осталось. Но я боюсь, что мне не добраться.
-- Это еще почему? -- А потому, что за плотиной начнется подьем к церкви, а я его и раньше одолеть без отдыха не мог. Так что придется вам, дорогая девица, оставить меня здесь на произвол судьбы и, добравшись до санатория, послать мне на помощь одного-двух мужиков покреп- че, если таковые найдутся.
-- А вы? -- А я подожду. Я привык ждать.
-- "орошо, -- догадалась Лидочка. -- Если вам трудно идти, то забирайтесь в машину и ждите меня там.
-- Это разумная мысль, и в ней есть даже высшая справедливость, -согласился Александрийский. -- Если меня выбросил на улицу хозяин этой машины, то она должна дать мне временный приют.
-- А что он вам сказал? -- спросила Лидочка, под- держивая Александрийского под локоть и помогая дойти до лимузина.
-- Он сказал, что я должен уступить место даме. А когда я отказался, сославшись на мои болячки и не- дуги, он помог мне выйти из машины.
-- Это хамство! -- Это принцип современной справедливости. Ува- жаемый Алексей Максимович сказал как-то: если враг не сдается, его уничтожают. Он, лукавец, очень чутко чувствует перемены в обстановке. Мне не хоте- лось бы попасть во враги человеку в прорезиненном плаще. Это Дзержинский?
-- Что вы говорите? Дзержинский умер! -- Как, по доброй воле? Или его убили соратники?
-- А я не сразу поняла, что вы шутите. Дверцы в лимузин были закрыты. "офера не
видно. -- Эге! -- сказала Лидочка. -- Кто в домике жи
вой? -- Никакого ответа, -- добавил Александрийский,
может быть цитируя "Тома Сойера".
29
Лидочка потрогала ручку дверцы, ручка была хо- лодной и мокрой. Она чуть-чуть подалась, и затем ее застопорило.
-- Эй! -- рассердилась Лидочка. -- Я уверена, гго вы нас видите и слышите. Так что не притворяйтесь. Вы видите, что на улице по недоразумению остался пожилой человек. Он может простудиться. Откройте дверь и впустите его, пока я сбегаю за помощью. Вы меня слышите?
Никакого ответа из машины не последовало. -- Послушайте, -- сказала Лидочка. -- Если ны сейчас не будете вести себя по-человечески, я возьму камень и стану молотить им по вашему стеклу, пока вы не сдадитесь. Вы не можете быть таким бессердеч- ным, когда человек страдает.
Дверца машины распахнулась резко и неожидан- но, словно ее толкнули ногой. "оть глаза Лидочки давно уже привыкли к темноте, тьма в машине была куда более густой, чем снаружи, и она скорее угадала, чем увидела, что там, скорчившись, сидит закован- ный в кожу шофер Алмазова, выставив перед собой револьвер.
-- А ну, давай отсюда! -- заклокотал злой и скорее испуганный, чем решительный голос из автомобиль- ной утробы. -- Долой, долой, долой!
-- Да вы что! -- закричала Лидочка и осеклась, по- тому что слабые, но цепкие пальцы Александрийско- го вцепились ей в рукав и тянули прочь от машины. -- Считаю до трех! -- крикнул из машины шофер. Чтобы не свалить Александрийского, Лидочка бы
ла вынуждена подчиниться ему и отступить. На се- кунду мелькнули растопыренные пальцы, которые потянули на себя дверцу машины. Дверца хлопнула, и стало тихо -- как будто скорпион сам себя захлопнул в банке и ждет, кто сунет руку, кого можно смертель- но ужалить?
-- Он сошел с ума, -- сказала Лидочка. -- Ничего подобного. Ему страшно, -- сказал Александрийский. -- Он остался совсем один, и ему кажется, что вокруг враги. А мы с вами хотим захва- тить государственную секретную машину и умчаться на ней во враждебную Латвию.
-- Вы уже промокли?
30
-- Не знаю, пожалуй, пока что только замерз. -- Давайте пойдем отсюда.
-- Попытаемся. В любом случае оставаться здесь опасно. В любой момеит шофер может открыть огонь по белополякам.
Вдруг лидочке стало смешно, и она сказала- -- Даешь Варшаву!
Александрийский старался не сильно опираться о руку Лидочки,но совсем не опираться он не мог,и, хоть был очень легок и стеснялся своей немощи, по- лучалось, что Лидочка тащит старика по скользкой дороге под черным дождем, что вела прямо вперед между стенами деревьев. Лидочка обернулась, лиму- зин Алмазова можно было угадать только по отблеску черного металла...
"агов через триста Лидочка остановилась. Алек- сандрийский ничего не сказал, но Лидочка почувст- вовала, что он уже устал, -- по давлению его горячих пальцев на ее руку, по тому, как он реже и тяжелее переставлял трость.
-- Если вам не холодно, давайте передохнем, -- сказала Лидочка.
-- Давайте, -- согласился Александрийский. Скоро дорога начинает подниматься -- это самое
трудное. -- Выдюжите? -- спросила Лидочка, стараясь, чтобы ее вопрос звучал легко, как обращение к ма- лышу.
-- Постараемся, -- сказал Александрийский. -- У меня, простите, грудная жаба.
-- Ой, -- сказала Лидочка, которая знала о такой .болезни только понаслышке и с детства боялась этих слов. Что может быть страшнее для живого детского воображения, чем образ скользкой мерзкой жабы, си- дящей в груди у человека и мешающей ему дышать.
-- К сожалению, -- продолжал Александрийс- кий, -- после прошлогоднего приступа у меня в серд- це образовалась аневризма, это ничего вам не говорит, но означает, что я могу дать дуба в любой момент -- стоит сердцу чуть перетрудиться.
-- Негодяй, -- сказала Лидочка, имея в виду че- киста.
Профессор понял ее и сказал:
31
-- Пойдемте, моя заботница,' а то вы совсем зако- ченеете. Как вас, простите, величать?
-- Лида. Лида Иваницкая. -- Тогда, чтобы не скучать, вы мне расскажите, кто вы такая и почему вас понесло в это богоспасае- мое Узкое в такое негуманное время года.
Лидочка чуть приподняла локоть, чтобы Алексан- дрийскому было сподручнее опираться, и рассказала старику, как ее уважаемый шеф Михаил Петрович Григорьев, с которым она трудится в Институте лугов и пастбищ, составив атлас луговых растений, награ- дил ее путевкой в Узкое за.ударное и качественное завершение работ.
-- Значит, вы ботаник? -- спросил Александрийс- кий. Он говорил медленно, потому что на ходу ему трудно было дышать.
-- Нет, я художник, но плохой, -- призналась Ли- дочка. -- Но у меня хорошо получаются акварели и рисунки тонких вещей -- например, растений. И мне нравится такая работа.