Выбрать главу

— Да, — согласился Дункан, — это я понимаю. А что насчет реликвии?

Эндрю отошел подальше.

— Это не реликвия, а адская машина.

— Но она ничего не делает, — возразил Конрад. — Просто висит.

— Вероятно, она не активизирована, — предположил Дункан. — Не работает. Может, надо определенное слово, и механизм включится.

— По моему мнению, — сказал Эндрю, — ее надо закопать поглубже или бросить в текучую воду. Ничего хорошего от нее не будет. Нам и так хватает опасностей и бед, зачем искать еще? А почему вы так заинтересовались ею? Вы сказали, что идете в Оксенфорд. Я не понимаю — вы говорите, что у вас в Оксенфорде важное дело, а сами увлеклись этой противной вещью из могилы колдуна.

— Мы идем в Оксенфорд по делу господа, — произнес Конрад. — По святому делу.

— Конрад! — Резко оборвал Дункан.

Эндрю повернулся к Дункану.

— Он верно говорит? На вас возложено дело господне? Святое дело?

— Можно сказать и так.

— Конечно, это дело важное, — сказал Эндрю. — Путь далекий, трудный, жестокий. Однако, вы имеете нечто, говорящее вам, что путешествие должно быть сделано.

— Теперь будет труднее, — вздохнул Дункан. — Мы надеялись пройти незаметно, но теперь разрушители знают. Мы разбили их пикетчиков, и теперь нас будут выслеживать. И нет другого пути. Дело не только в безволосых. Меня беспокоит самая суть. Если здесь были пикетчики, значит, есть что-то, на что никто не должен наткнуться.

— Как же мы пойдем? — Спросил Конрад.

— Прямо вперед. Это единственно возможное. Куда бы мы не пошли, везде можно встретить разрушителей, так что пойдем прямо как можно быстрее и будем остерегаться.

Пока они разговаривали, дух висел в углу, а теперь перелетел к ним.

— Я буду вашим разведчиком, — заявил он. — Я могу лететь впереди и смотреть. Страх будет сжимать мою душу, если она у меня есть, но из признательности за то, что вы позволили мне идти с вами, и ради святой цели я могу это сделать.

— Я не просил тебя сопровождать нас, — возразил Дункан. — Я сказал, что не могу помешать тебе идти с нами.

— Вы не принимаете меня, — запричитал дух. — Хоть я и сам дух, я не могу сказать вам. Вы спрашиваете об одном определении, а я спрошу о другом: можете ли вы сказать, что такое человек?

— Нет, не могу.

— Я бы сказал, что быть духом хуже. Дух не знает, что он такое и как он должен действовать, в особенности такой дух, который не имеет своего места для явления.

— Ты мог бы являться в церкви, — посоветовал Эндрю. — При жизни ты был близко знаком с ней.

— Я никогда не был внутри, — возразил дух. — Только снаружи. Я сидел на ступеньках и просил подаяния. И скажу тебе, отшельник, это была вовсе не такая хорошая жизнь, какой могла быть. Деревенский люд очень скуп.

— Они бедны. Нищие даже. У некоторых и медяка лишнего не было, а иной раз и нелишнего — вообще ничего. Так что твоя участь была нелегка, — добавил Эндрю безжалостным тоном. — Всякая участь тяжела.

— Зато есть вознаграждение. Быть духом лучше, чем быть мертвым, в особенности если мертвые попадают в ад. Очень многие живые знают, что, как только умрут, то прямехонько отправятся в ад.

— А ты?

— Не знаю. Я не был злым, только лентяем.

— Но для тебя все складывается хорошо. Ты идешь с этими людьми в Оксенфорд, и, может, тебе там понравится.

— Они говорят, что не могут помешать мне идти, я им явно неприятен, но все равно пойду.

— И я тоже, — заявил Эндрю, — если они возьмут меня. Я всю жизнь мечтал стать солдатом господа. Из-за этого я стал отшельником. Святое рвение, возможно, недостаточно ярко горело в моей душе, но все-таки горело. Я всячески старался доказать свою преданность господу: годами я смотрел на пламя свечи, отрываясь только для принятия пищи и заботы о телесных нуждах. Я ложился спать только тогда, когда у меня не оставалось сил бодрствовать. Случалось, что я клевал носом и спаливал брови на свече. А свечи — дорогое удовольствие, нелегко было добывать их. И я так ни к чему и не пришел. Свечное бдение ничего не дало. Я даже не почувствовал ничего хорошего в этом. Я смотрел на пламя и думал, что сольюсь воедино с падающим листом, с пением птицы, с солнечным лучом, с паутиной и приобрету мудрость всего мира, но ничего такого не случилось. Мне плевать на падение листа, и меня мало беспокоят птицы и их пение. Чего-то не хватало, или сама идея была неправильной, а те, кто обещал в этом деле успех, были первоклассными лгунами. В конце концов я понял, что меня обманули. Теперь же у меня есть шанс стать настоящим солдатом господа. Хоть я и трус, и крепости во мне не больше, чем в тростнике, но своим посохом, надеюсь, я смогу нанести парочку здоровых ударов, если понадобится. Я приложу все старания, чтобы не убегать, как сегодня, когда нам угрожала опасность.