— Об этом не беспокойся.
— А пока, Стайлз, — говорит Талия, — ты можешь остаться у нас.
Стайлз смотрит на отца.
— Пока я не установлю охранную систему, — поясняет отец. — И пока это проклятое дело не будет раскрыто, а я не вернусь к нормальной работе. Но только если тебе здесь удобно. Если нет, то мы можем…
— Я останусь здесь! — восклицает Стайлз и смотрит на Талию. — Я имею в виду, если и правда можно?
Талия улыбается. И Питер тоже.
— Всё в порядке, — заверяет его Талия. — Мы рады, что ты с нами.
— Спасибо, — говорит Стайлз и смотрит через стол на Питера. — Спасибо.
За прошлую ночь.
Он не может произнести это вслух. Он боится, что осознание собственной уязвимости, паники запустит всё с самого начала. Ему нужно какое-то время сохранять дистанцию, чтобы преодолеть произошедшее и свою реакцию, не переживая это заново. И такое узкое различие, когда дело доходит до панических атак. Так легко свалиться с обрыва в слепой сокрушительный ужас.
Питер удерживает его взгляд и слегка кивает, и Стайлз чувствует прилив тепла к нему.
Питер проходил это, верно? Питер знает. Даже не говоря ни слова, Питер знает.
— Мне нужно на работу, сынок, — говорит отец. — Проводишь меня?
***
— Этот дом огромен, — начинает отец по пути к входной двери.
Откуда-то совсем рядом Стайлз слышит смех ребёнка. Может, младенца? Кажется, её зовут Бу. Это наверняка прозвище. И он не уверен, она Джеймса и Талии или Уильяма и Ариель.
— Ага? — отвечает он, кривя губы в быстрой улыбке.
Отец останавливается, оборачивается и кладёт обе руки Стайлзу на плечи.
— Ты уверен, что сможешь пожить здесь?
— Да. Хейлы замечательные, и мне нравится тусоваться с Римусом.
— Иисусе. — Отец фыркает. — Я бы не поверил, если бы не увидел собственными глазами.
Улыбка Стайлза становится шире.
— Он просто потрясающий.
— Ты потрясающий, — твёрдо отвечает отец.
Стайл фыркает.
— В любом случае, полагаю, ты не считаешь, что Хейлы имеют какое-то отношение к убийству Виктории Арджент, раз уж позволил мне остаться здесь.
— Очевидно. — Отец поднимает брови. — Хотя вчера вечером, после того как Питер позвонил и сказал, что привезёт тебя сюда, я, возможно, позвонил в участок и попросил пробить каждого из них. Даже детей.
— Ох! Бьюсь об заклад, за Корой в прошлом висит мелкий вандализм, верно?
— Если и так, то её ни разу не поймали.
— Звучит правдоподобно.
Отец смеётся, а потом его лицо снова становится серьёзным.
— Я серьёзно, Стайлз. Если ты не хочешь здесь оставаться, мы найдём что-нибудь другое.
— Пап, здесь хорошо, — отвечает Стайлз. — Они милые. Я даже не чувствую себя странно, или неудобно, или ещё как-то. Я имею в виду, их много, но это не важно. Словно тут обычные правила не действуют.
Джон улыбается и качает головой.
— Я должен был догадаться, когда увидел, как ты во сне обнимаешь волка.
— Правда?
Наконец они добираются до входной двери.
— Ладно, — говорит отец. — Я заеду к тебе вечером, привезу одежду и ноутбук. Ещё что-нибудь нужно?
— Мой телефон? Я уронил его. В… в шкафу.
— Ладно, твой телефон тоже.
Лицо Стайлза горит.
— Ещё меня могло стошнить?
— Я позабочусь об этом. — Отец обнимает его. — Стайлз, мне жаль, что я был так далеко. Я должен был быть здесь, рядом.
— Я бы хотел, чтобы ты был, — отвечает Стайлз ему в шею. — Но ещё я знаю, что ты не мог. — Он похлопывает его по спине. — Иди. Иди и поймай убийцу.
Отец отстраняется и быстро вытирает глаза.
— Увидимся вечером, ребёнок. Люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, пап.
***
Стайлз проводит большую часть дня перед телевизором. Кора в школе, а большинство взрослых на работе. Но Талия рядом, и Питер тоже, а Бу берёт на себя задачу забраться на диван рядом со Стайлзом и болтать с ним на языке, понятном только малышам. В конце концов она засыпает у него на груди, распластавшись, как маленькая пухленькая морская звезда. Стайлз не хочет её будить, даже когда у него начинает болеть спина.
Иногда Стайлзу нравится представлять себе нормальное будущее. Типа, он всегда предполагал, что в какой-то момент станет отцом. Он не знал наверняка, будет на семейной фотографии мама или другой папа, но точно будут дети. Ему только семнадцать. Не то чтобы он хотел детей с какой-то острой необходимостью, просто когда он думает о семье, то мысль всегда включает одного или двух детей.
Но сейчас…
Забавно.
Он всегда полагал, что всё это по течению встанет на свои места. Партнёр, семья, будущее. Стайлз никогда не задумывался о том, как всё это приобретается, но не рассчитывал, что это будет трудно. Многие люди так делают, верно?
Стайлз больше не многие люди.
Как он найдёт того, кто его полюбит, когда он не может даже посмотреть на своё лицо в зеркале? Когда он не может жить нормальной жизнью, потому что каждый день имеет дело с хронической болью, с которой, по словам врачей, можно справляться. Не вылечить, но справляться. Теперь это его жизнь. Уродство, боль и реальность, в которой он слишком боится, чтобы самому открыть грёбаную дверь.
Он закрывает глаза, пока горло пережимает от слёз, которые он решил не проливать, и гладит тёмные пушистые волосы Бу.
Он просто хочет быть нормальным. Он никогда не понимал, насколько это, блять, особенная вещь.
— Стайлз?
Стайлз вздрагивает, глаза распахиваются, и он морщится, когда острая вспышка боли пронзает позвоночник. Треснувший позвонок. Ему так повезло, говорили все доктора. Повезло, что остался жив. Повезло ходить. Это никогда не казалось везением.
Питер наклоняется к нему и берёт Бу. Она сонно ворчит, и он кладёт её на диван напротив того, на котором лежит Стайлз. Потом снова поворачивается к Стайлзу.
— Тебе больно.
— Немного.
Он думает, стоит ли удивляться, когда Питер протягивает руку и дотрагивается до него. Когда он просовывает руку под шею Стайлза и запускает пальцы в его волосы. Его ладонь тёплая, и это приятно. Это даже лучше, чем приятно. Боль в позвоночнике Стайлза постепенно стихает, и он чувствует то же парение, что и от перкосета.
— Что за…
— Точки давления, — говорит Питер с лёгкой улыбкой, и это странно, потому что не похоже, что он на самом деле куда-то давит, но Стайлз не собирается спорить. — Закрой глаза, если хочешь. Вздремни.
Стайлз повинуется. Ему кажется, что он погружается в тёплую ванну.
— Это приятно.
— Я рад. — Голос Питера звучит совсем рядом.
Стайлз на мгновение открывает глаза и видит, что Питер стоит на коленях возле дивана.
— Ты не обязан…
— Просто отдыхай.
Стайлз снова закрывает глаза. Прикосновения Питера приятные. Стайлз неловко ёрзает, когда осознаёт, что его тело реагирует ужасно шаблонно, но как давно он чувствовал себя так хорошо? Разумеется, член пользуется возможностью напомнить ему, что он всё ещё там.
И… он перестанет думать о своём члене прямо сейчас, потому что от этого будет только хуже.
Вместо этого он сделает именно то, что сказал Питер, и вздремнёт.
Он это заслужил.
***
Когда он просыпается через час или около того, Питера и Бу рядом нет, а Римус лежит возле дивана, свернувшись калачиком, и храпит.
========== Часть 13 ==========
Стайлз никогда не был очень хорош в общении с новыми людьми, даже когда был младше. Сочетание аддерола и неспособности легко считывать социальные сигналы делало других детей и их родителей немного необщительными. Не то чтобы у него не было друзей, но близких друзей — нет. Когда ему поставили диагноз и прописали лекарства, дела определённо пошли лучше, но он всё равно оставался лишним в компании, главным образом из-за отсутствия фильтра между мозгом и ртом и безобразной любви к язвительности и сарказму. Потом, после того, что случилось, ему казалось, что эти части тела вырвали из него с корнем. Он не был уверен, что когда-нибудь сможет их вернуть. Но Хейлы относятся к нему как к нормальному человеку. Никакой неловкости, когда он говорит что-то самоуничижительное. Ни жалости.