Оборотни.
Без разницы.
За исключением того, что Стайлз готов полностью пересмотреть своё мнение, в зависимости от того, что дальше скажет Талия. Он выдерживает её взгляд.
— Это мой отец.
Талия молча смотрит на него, потом вздыхает.
— Я поговорю с твоим отцом. Я попрошу его прийти завтра. Ты правда думаешь, что он справится с правдой?
— Он Стилински, — говорит Стайлз, пожимая плечами, и его переполняет облегчение. — Мы крутые.
Талия улыбается.
Волк удовлетворённо фыркает.
***
Всё мужество покидает Стайлза, как только он выходит из библиотеки. Вместо того чтобы вернуться в столовую и встретиться лицом к лицу с остальными Хейлами, он направляется к задней лестнице и поднимается по ней так быстро, как только может, держась за перила. Волчьи когти цокают по ступенькам позади него.
— Я должен злиться на тебя, — говорит Стайлз. — Питер.
Питер скулит.
Стайлз не знает почему, но он не останавливается, когда добирается до второго этажа. Он продолжает подниматься, ища другое убежище, которое отличается от предоставленной ему маленькой гостевой комнатой. Когда он добирается до третьего этажа, у него болят колени, и он не уверен, что они продержат его долго.
Рано слишком напрягаться, говорил ему физиотерапевт в Лос-Анджелесе, но Стайлз никогда не был терпеливым человеком. Возможно, это СДВГ заставляет его дёргаться и толкает вперёд, даже когда его тело за ним не поспевает.
Он шаркающей походкой идёт к двери Питера. Она приоткрыта. Он протискивается внутрь — Питер скользит следом — и закрывает за ними дверь.
Питер вбегает в спальню и запрыгивает на смятое одеяло. Склоняет голову и вопросительно смотрит на Стайлза.
— Я должен злиться на тебя, — повторяет Стайлз, но пересекает комнату и опускается на кровать. Он снимает кроссовки, и они со стуком падают на пол. Питер устраивается рядом, поперёк Стайлза, положив голову ему на живот.
Стайлз протягивает руку и почёсывает его за ушами.
— Это пиздец странно.
Питер фыркает.
— Я глажу взрослого мужчину!
Ещё одно фырканье.
Стайлз закрывает глаза.
— У меня две картины на стекле. На одной — Римус, на другой — Питер, и когда я кладу их друг на друга и подношу к свету, они не подходят друг другу.
Питер рычит.
— Я не о том, как ты выглядишь, — говорит Стайлз.
Его чувства к Римусу просты и понятны. Римус потрясающий. Римус забавный, до смешного язвительный и чертовски умный для животного. Ну, теперь Стайлз знает почему, верно?
Но Питер… ладно, Питер тоже язвительный. Но в нём есть тьма, которая перекликается с тьмой Стайлза. Их обоих коснулось насилие, они оба покрыты шрамами. Питер сложный и запутанный, и Стайлза тянет к нему, хотя он правда не понимает причин. Что подсказывает инстинкт, можно ли доверять Питеру так же, как и Римусу? Или как-то иначе?
Нужно ли пытаться разделить чувства к ним обоим, когда они один и тот же человек? Животное? Или кто там?
— У тебя нет шрамов, когда ты волк, — говорит Стайлз, впиваясь пальцами в загривок Питера.
Питер рычит.
— Неудивительно. — У Стайлза сжимает горло. — Неудивительно, что тебе нравится быть волком.
Питер вздыхает.
Телефон Стайлза вибрирует в кармане джинсов, он вытаскивает его и щурится на экран. Сообщение от Коры: «Ты спустишься вниз?»
Он отвечает: «Нет. Я тут кое-что обдумываю».
Ты ведь не уйдёшь, правда?
Даже если бы он хоть на секунду задумался об этом, сообщения Коры хватило бы, чтобы его остановить. Она его друг. Она ходила с ним по магазинам, заставила Дерека испечь торт ко дню рождения, и, когда он позвонил ей тем вечером, она пришла без колебаний. Вот кто она. Вот что важно.
Вот что важно для всех Хейлов.
От меня так просто не отделаешься, Хейл.
Он думает о ней, стоящей внизу, и надеется, что она рассмеётся.
***
Среди ночи он просыпается, задыхаясь от кошмара. Должно быть, он дёргался, думает он, потому что спина начинает болеть, а от тяжести внутри всё сжимается.
Комната освещена серебряным лунным светом.
— Ты в порядке, — мягко говорит Питер, его пальцы сжимаются вокруг запястий Стайлза. — Ты в безопасности.
Стайлз откидывается на матрас.
Питер отпускает его запястья и скользит рукой под спину.
Спазмы почти сразу прекращаются, боль уходит. Стайлз моргает, когда замечает, как чёрные линии поднимаются по венам на предплечье Питера, а потом исчезают.
— Что это? — шепчет он.
— Это твоя боль, — говорит Питер. — Я её забираю.
— Это больно?
— Нет.
Это наверняка ложь, думает Стайлз.
— Чувак, ты лучше перкосета.
— Действительно высокая похвала, — бормочет Питер. — Закрой глаза, Стайлз, и спи.
— Талия сердится на меня?
— Нет. — Он слышит улыбку в голосе Питера. — Она будет рычать на тебя несколько дней, потому что ты бросил ей вызов, но она никогда по-настоящему не будет сердиться на тебя. Она знает, что ты прав.
— Надо сказать отцу.
— Согласен.
— Питер, ты ведь не позволишь, чтобы с моим отцом что-нибудь случилось? — шепчет он.
— Нет, — отвечает Питер. — Ни за что.
Стайлз снова засыпает.
Комментарий к
*Баптистская церковь Вестборо — американская религиозная организация, известная своими враждебными публичными выступлениями против различных групп, несогласных с её вероучением.
========== Часть 15 ==========
Во вторник утром Стайлз решает не идти в школу. Не тогда, когда отец скоро придёт поговорить с Талией. Потому что он знает своего отца. Он знает, что, как только тот обмозгует всю эту историю с оборотнями — а это может занять некоторое время, — он захочет увидеть Стайлза и убедиться, что с ним всё в порядке. И тогда его отец сможет пойти и арестовать Джерарда Арджента, и всё закончится, и… и что тогда? Тогда Стайлз сможет вернуться в дом в городе? Он чувствует острую боль от этого, и не только потому, что сегодня первое за долгое время утро, которое он может вспомнить, когда он в самом деле проснулся и смог свободно двигаться, не дожидаясь, пока все мышцы расслабятся.
Он просто… мысль о возвращении в почти пустой дом немного его пугает. Даже когда дело закроется, отца не будет рядом со Стайлзом постоянно. А когда Стайлз остаётся один, его мысли наполняются паникой. Вот тогда-то он и впадает в такую глубокую депрессию, что даже не хочет из неё вылезать. Жизнь с Хейлами пошла ему на пользу. Достаточно, чтобы мысль об отступлении начала пугать.
Из этого страха быстро вытекает чувство вины. Старое доброе чувство вины. Потому что отец от столького отказался ради него и так старался создать для них дом за пределами Лос-Анджелеса, что Стайлз даже представить не может, как сказать ему в лицо, что он счастлив с Хейлами или настолько близок к счастью впервые за бесконечно долгое время. Он безоговорочно любит отца, но отец не может быть рядом всё время.
Стайлз привык к тому, что отец — это всё, что у него есть, и потому чувствует почти физическую боль, осознавая, что, возможно, это не так. Он не… он не хочет отталкивать отца. Просто, может быть, впервые он хочет впустить в свою жизнь других людей.
Стайлз нервничает, встревожен и обнаруживает, что уходит в заповедник вместе с Римусом — Питером.
— Если я упаду и поранюсь, ты должен обратиться и привести меня в порядок, — говорит он волку. — Даже если ты будешь голый!
Питер бросает на него надменный взгляд.
— Да, держу пари, ты выглядишь чертовски… — Стайлз обрывает себя и фыркает. — Мне правда нужно помнить, что я на самом деле разговариваю не с животным и ты можешь понять каждое слово, которое вылетает из моего рта.
Питер слегка ударяется головой о бедро Стайлза.
— Как насчёт соглашения: всё, что я скажу тебе в волчьем обличье, не может быть использовано против меня?