Стайлз обнимает Питера за плечи и впивается пальцами, когда ему кажется, что он вот-вот расползётся по швам. Член пульсирует, яйца напряжены, и он на грани оргазма.
— Такой красивый, — говорит ему Питер, и его глаза сверкают золотом. — Ты такой красивый, лапушка.
Стайлз снова опускается на него, глубже, сильнее, и дрожит. В глазах щиплет, но не боль или страдание переполняют его. Он подаётся вперёд, чтобы почувствовать необходимое ему трение на члене, когда их тела плотно прижимаются, и Питер целует его.
— Я близко, — шепчет Стайлз. — Боже, Питер, так близко.
— Давай, дорогой, — говорит Питер. — Возьми всё, что тебе нужно.
Стайлз кончает, задыхаясь и содрогаясь, всё его тело светится от удовольствия. Он сжимает Питера в объятиях и падает вперёд, едва замечая, что Питер тоже кончает, и, возможно, всё прекрасно.
— Я люблю тебя, — шепчет Питер, целуя его в лицо. — Моя прекрасная пара.
Стайлз, затаив дыхание, повторяет эти слова, его дрожащие пальцы мягко касаются шрамов на лице Питера.
***
Проходят месяцы.
Месяцы, прежде чем Стайлз набирается смелости задать вопрос, который горел в нём с той ночи в старом санатории. Он знает, что Питер может рассказать. Как и остальные Хейлы. Стайлз много чего спрашивает об оборотнях: на что они способны, как происходит превращение, каково это, но он ни разу не задавал тот самый вопрос. Он думает, что боится. Боится, что, возможно, спрашивает не по той причине. Боится, что он не имеет права спрашивать. Боится, что Талия откажется.
И боится, что она скажет «да».
Полотенце, что он повесил на зеркало в ванной, которую делит с Питером, однажды скользит вниз, но Стайлз его не возвращает на место.
Он смотрит на своё тело в отражении — худое, бледное, покрытое шрамами. Он встречает собственный взгляд. Поднимает пальцы, чтобы коснуться шрамов на лице, и внезапно понимает, что уродство означает не то, что он думал. Он не обязан видеть в зеркале жертву. Не тогда, когда он может увидеть выжившего. Возможно, это менее драматичное осознание, чем вся эта история с оборотнями, но оно так же фундаментально меняет его мировоззрение. Он поднимает подбородок и внимательно себя оглядывает. Ждёт, когда в решимости появятся трещины, которые отразят шрамы на его лице.
Ничего не происходит.
Он одевается и спускается вниз. Слышит, как где-то в доме играют дети. Слышит, как смеётся Кора. Слышит, как Дерек что-то тихо ей говорит. Слышит, как на кухне напевает Лора. Слышит, как отец разговаривает с Питером, и Стайлз тянется к их голосам, как цветок к солнцу, а потом направляется в библиотеку.
Он тихо стучится и открывает дверь.
Джеймс и Талия сидят на удобном старом диване, небрежно переплетя пальцы, и читают.
— Можно с тобой поговорить? — спрашивает Стайлз, и его сердце учащённо бьётся.
Джеймс встаёт и, прежде чем уйти, мягко сжимает плечо Стайлза.
Талия улыбается и указывает на место рядом с собой.
Стайлз садится и мгновение вертит пальцами на коленях. Он смотрит себе под ноги, на выцветший турецкий ковёр, и требуется всё мужество, чтобы поднять взгляд и посмотреть в глаза Талии.
— Стайлз, — тихо говорит она. — Просто спроси меня.
Он краснеет, потому что она, конечно, знает.
— Я просто… — Он сглатывает. — Я просто хотел узнать, что случится, если ты меня укусишь. Я имею в виду, если бы ты это сделала, если я попрошу тебя. Я знаю, что не умираю, и знаю, что я не настоящая семья, но…
— Конечно, ты семья, — говорит она. — Ты — стая, Стайлз. Я думаю, ты был стаей с тех пор, как Питер нашёл тебя в лесу и привёл домой.
Стайлз снова краснеет, и его охватывает тепло.
— Но я не знаю, могу ли об этом просить.
— Стайлз. — Талия берёт его за руки. — Укус не бывает без риска. Ты молод и здоров. — Она поднимает руку, чтобы предотвратить любые возражения, которые он может высказать по этому поводу. — Здоровее, чем Скотт, когда я его укусила. Так что нет причин думать, что твоё тело отвергнет укус.
Сердце Стайлза громко стучит.
— Стайлз, ты знаешь, что происходит, когда мы оборачиваемся? — Выражение её лица становится серьёзным. — Каждая кость в нашем теле ломается и изменяется. Думаю, это чрезвычайно осложнит твоё первое обращение.
Стайлза тошнит от мысли, как его кости ломаются. Он думает обо всех спицах, болтах и кусках металла, скрепляющих его кости. Им нужно будет куда-то деться, верно?
Он кивает.
— Но после этого…
— После этого ты станешь сильнее, чем когда-либо.
Стайлз кивает.
— Поговори с отцом, — говорит ему Талия. — Поговори с Питером. Реши, хочешь ли этого. И помни: каким бы ни было твоё решение, ты всегда семья. Ты всегда стая.
— Спасибо, — говорит Стайлз. — Спасибо, альфа.
Этой ночью, свернувшись калачиком возле Питера, он видит сон, в котором он достаточно сильный, чтобы бежать со своей стаей под полной луной.
========== Часть 23 ==========
Боль мучительна. Она прожигает кровь кислотой, и Стайлз в последний опаляющий момент ясности думает: «Не надо было этого делать».
***
— Звучит рискованно, ребёнок, — говорит отец, когда Стайлз сообщает ему о своём решении. В его глазах тревога, но не осуждение.
— Я знаю, — отвечает Стайлз, сидя на кровати отца и глядя на фотографию матери на тумбочке. Их семейный портрет — тот, что Стайлз повесил в коридоре дома в Бикон-Хиллз, — сейчас висит на стене гостиной внизу, трое улыбающихся Стилински в окружении Хейлов. Стайлз знает, что маме они бы понравились. — Это большой риск, но для меня это шанс быть сильным, пап. Жить без хронической боли.
— Питер может…
— Я знаю, что Питер может забирать мою боль, — говорит Стайлз. — Дело не только в этом. Знаешь, как внимательно я должен держаться? Всё время? Знаешь, сколько времени мне нужно, чтобы подняться и спуститься по лестнице, потому что я не могу доверить своему телу двигаться так, как мне нужно? Я не могу прокатить Бу на спине. Я не могу играть в лакросс со Скоттом. Бывают дни, когда я даже не могу надеть грёбаный рюкзак, потому что у меня прихватило плечи и не поднимаются руки.
Отец садится рядом и обнимает его.
— Помнишь, что сказали врачи? — спрашивает Стайлз. — Речь о том, чтобы научиться управлять своими ожиданиями и жить с ограничениями. На это ушло некоторое время, пап, но думаю, что именно этим я и занимаюсь.
Отец обнимает его крепче.
— Да, и я так горжусь тобой.
— Да, но теперь у меня другие ограничения, — говорит Стайлз. — Мои ожидания не оправдались. Если есть шанс, что я снова буду здоров, разве я не должен попробовать? Или я прошу слишком многого? Что, если, желая этого, я искушаю судьбу?
— Я не могу указывать тебе, что делать, — фыркает отец. — Видит бог, я мог бы попытаться, но это ничего не изменит. Ненавижу рисковать. Я ненавижу мысль потерять тебя, ребёнок. Но на твоём месте? — Он на мгновение закрывает глаза. Когда он снова их открывает, они блестят от слёз. — Ребёнок, на твоём месте я бы тоже ухватился за этот шанс.
***
— Ты справишься, Стилински, — говорит Кора и легонько толкает его в плечо.
Дерек кивает и ерошит его волосы.
***
Алан Дитон — эмиссар стаи Хейлов, а ещё местный ветеринар. Стайлз изо всех сил старается не рассмеяться, но близок к этому. Но, как только Дитон рассказывает, как именно всё будет происходить, если он решится на укус, смех — последнее, о чём он может думать.
***
— Я люблю тебя таким, какой ты есть, — говорит Питер и бросает карту в стопку.
— Я знаю, — твёрдо отвечает Стайлз. Он натягивает одеяло на плечи и бросает свою карту в стопку. — Но ещё мне нужно знать, что ты поддержишь меня, попрошу я укус или нет.