Родители после этого мрачнели и, уводя Юлю из класса, внушали ей, что музыка — это труд, а Юля — халтурщица, потому что сколько часов она вчера занималась? Правильно, полтора. А два — это жестокий минимум, если она хочет чего-нибудь добиться.
Хотела ли Юля чего-нибудь добиться, она не знала. Она знала, что очень хотела домой: пока не совсем стемнело, можно было ещё немножко поклеить любимый сказочный замок.
Замок был её тайной, секретом, страстью, радостью, гордостью, тревогой, страхом, страданием — всем.
Папа, приехав из заграничной командировки, привез ей и маме кучу подарков. Но он бы, наверное, удивился и, может быть, даже обиделся бы, если б ему сказали, какой подарок Юля считала главным. Это был набор для творчества — на трёх листах разноцветного картона были прорисованы очертания какого-то сооружения. Вообще-то она терпеть не могла разбираться в схемах, считала это не девчачьим делом и никогда раньше за такое не бралась. Но тут с самого начала что-то пошло не так. Недавно ли прочитанная сказка про оловянного солдатика была тому причиной или что-то другое — неизвестно, но неожиданно стало понятно, что ещё ничего на свете она не хотела так, как построить этот замок.
И Юля начала возиться с твёрдыми листами картона, орудовать неповоротливыми ножницами, подбирать одни крохотные детали к другим, приклеивать хрупкую фольгу к грубым картонным рамкам — одним словом, мучиться и радоваться одновременно. За этим занятием она провела уже не одну неделю, и до завершения оставалось чуть-чуть: ей хотелось сделать так, чтобы в окнах замка вечерами зажигались огни.
Как добиться этого, она не знала. Но потом её осенило — надо застеклить узкие окошки разноцветными стёклышками и найти миниатюрный ночничок, который можно было бы вставить в середину всей конструкции.
Стёклышки Юля выменяла у одноклассницы Нины на бабушкин китайский веер. Дело оставалось за ночником.
Хитростью ей удалось убедить родителей в том, что ей надо оставаться в школе после уроков целых три дня подряд. Повезло почти сразу — нужный крохотный ночничок нашёлся в соседнем магазине сувениров к вечеру первого же дня поисков. Но деньги!..
Ночник стоил втрое больше, чем ей удалось накопить. Юля стояла перед витриной, а в глазах у неё стояли слёзы. Значит, в замке не будут загораться окна. И там не будет балов и турниров, и вообще ничего-ничего не будет.
— Что ты здесь делаешь? И почему ты вся заплаканная? Тебя кто-то обидел? — перед Юлей стояла нелюбимая учительница музыки. — Может быть, я могу тебе помочь?
Юля посмотрела на неё с опаской. Однако учительница выглядела действительно встревоженной, и не было похоже, чтобы она шутила. В приступе отваги и отчаяния, который хотя бы раз в жизни случается с каждым ребёнком, девочка утвердительно кивнула.
— Можете, Анна Дмитриевна, — ответила она. — Мне позарез нужно восемьсот рублей.
— Восемьсот рублей? — растерялась учительница. — Ну конечно, вот, возьми… А зачем тебе? Это же большие деньги для ребёнка… Но возьми, возьми, потом отдашь. — Она протянула купюры.
Юля схватила их, неожиданно для себя самой прыгнула на шею учительнице, поцеловала в щёку и, зажав деньги в кулаке, ворвалась в магазин. До закрытия оставалось пятнадцать минут.
Домой она прибежала как раз вовремя для того, чтобы успеть сделать вид, будто она уже давно разучивает этюды. И действительно просидела за ними весь вечер — ровно до того момента, когда в коридоре раздался телефонный звонок. Чутьё подсказало ей, что телефон звонит не просто так, и ей лучше поскорее удалиться к себе в комнату. Тихой мышкой она скрылась за своей дверью. Чуть-чуть подождала, прислушалась — в квартире было спокойно. Тогда, немножко переведя дух, она достала из сумки своё прекрасное приобретение.
Несколько минут ушло на то, чтобы поместить светильник в самый центр замка, за окошками из цветных стёклышек. Затем Юля взялась за вилку ночника, включила его в розетку и потянулась к кнопочке, но зажечь не успела. На улице что-то сверкнуло, грохнуло, от порыва ветра распахнулась форточка, и откуда-то снизу донёсся злой голос:
— Чтоб вы все пропали! Опять гроза, и света не будет!
А вслед за этим открылась дверь детской. На пороге стояла мама со свечой, за ней — папа, и где-то уже совсем в тени угадывалась Анна Дмитриевна.
— Юля! — сказала мама тихо, но было известно, что предвещает этот тихий голос. Предвещал он грозу — пострашнее той, что за окном.