На все формальности ушло не больше двух часов.
В утилизации мне выписали десять лет — как я и предполагал. В ближайшем отделении банка я продал чип на два года, позвонил в «Уйди красиво», договорился, чтобы меня пустили вне очереди. Конечно, переплатил. Но мне непременно нужно было сегодня — я очень торопился: думал успеть до того, как проснётся Астра. Не успел.
Дядя Коля ещё не вернулся с работы, тётя Света с Наташкой уже ушли. Астра снова сидела на диване, уставившись в окно. Я ничего ей не сказал. Поставил на кухне чайник. Вытащил её к столу, заставил поесть. Всё время что-то говорил, говорил — старался отвлечь. Астра молчала или отделывалась односложными ответами. Вернулся дядя Коля и скоро снова ушёл — ведь перед отъездом сделать надо немало, а заниматься этим некому. Ближе к пяти мне уже было пора. Оделся, отыскал Брюшко, почесал ему шейку, чмокнул в холодный носик и только затем сказал Астре:
— Мне надо уйти.
Потихоньку достал восемь крохотных чипов и протянул их ей. Моя жизнекарта уже вовсю мигала жёлтыми цифрами…
Она не сразу поняла, что происходит. Подняла на меня глаза, и были они такие… такие… Я проклял всё на свете за то, что ей снова приходилось испытывать боль. Астра хотела что-то сказать, но я её упредил.
— Так будет правильно, — сказал я, крепко её обнял, буквально на секунду, и поскорее вышел из дома.
Вот такая вот история. Кажется, всё… Хотя нет, секунду!
Дядя Коля, тётя Света, Наташка — я так и не успел с вами попрощаться. Спасибо вам. За всё. Астра, я люблю тебя. Всех вас очень люблю. Спасибо и… Прости меня, ладно? Пусть у тебя родится здоровый ребёнок. Чтоб на Игоря был похож…
Имена я, само собой, изменил. Вот теперь все.
Прямой эфир закончился, погасли студийные мониторы.
— Сергей Анатольевич! — ворвавшийся в полутёмную студию мужчина корпулентной наружности, в строгом, сером костюме, схватил режиссёра за руку и принялся с энтузиазмом. её трясти, приговаривая: — Невероятно! Потрясающе! Какой рейтинг! Абсолютный рекорд медиа-индустрии! Конкуренты в нокдауне! Поздравляю! Мы теперь — самая знаменитая телекомпания! Это замечательно! Вы понимаете, какие у нас перспективы? Прекрасные, прекрасные!
Режиссёр поморщился, осторожно высвобождая руку. Толстяк возбуждённо забегал по студии.
— Кто бы мог подумать! Какой неожиданный эффект! Слушайте, надо взять это на вооружение. Будем теперь регулярно выбирать одного из этих, сдавшихся или пойманных, и приводить к нам. За счёт компании. Событие месяца! «Исповедь нелегала»! Публика будет в восторге!.. Это замечательно!.. Рекламу давать заранее, за две недели вперёд! Золотая жила! Потрясающе!
Ассистент почтительно внимал руководству. Режиссёр механически кивал, не в силах оторвать взгляд от мерцающего зеленоватым светом экрана: там два офицера утилизации, ухватив под руки, уводили из-под прицела потухших камер очень серьёзного и очень спокойного парнишку пятнадцати или шестнадцати лет.
Евгения Панкратова
Ангел чердачного окна
огда я замечаю его, он всегда сидит в проёме чердачного окна, свесив ноги в густую крону начинающего желтеть дуба. Светит луна, дует едва заметный западный ветер, в воздухе пахнет тленом, недавно прошедшим дождём, ушедшими на Запад эльфами и терпким вином с корицей. Осенью, в общем, пахнет. А он сидит там, в чердачном окне, и босые пальцы его ног ласкают начинающие умирать дубовые листья.
Не знаю, дожидается ли он специально той прохладной сентябрьской ночи, когда первая рыжина оставляет ржавые пятна на резных дубовых листьях. Или дуб, чуя его приближение, разукрашивает листву всеми оттенками охры и позолоты. Или, быть может, листья начинают желтеть, соприкоснувшись с голой кожей его ступней… не знаю. Но каждый раз, когда я замечаю его в проёме чердачного окна, дуб начинает сбрасывать листву, на небе светит полная луна, а в воздухе разлита осень.
Бабушка говорит, что во времена её детства в том доме кто-то жил — то ли обедневший вдовый помещик с. молодой дочерью, то ли отставной чиновник с женой и двумя сыновьями. Бабушкины воспоминания, что узоры в старом калейдоскопе: так повернёшь — сложится одна картинка, эдак повернёшь — выйдет другая. Так что не удивительно, что каждый раз, когда заходит разговор о чердачном окне и старом заколоченном доме, бабушка рассказывает совершенно новую историю. А мы слушаем кружевную вязь слов, затаив дыхание и замирая комками тёплого невесомого пуха под ласковыми бабушкиными ладонями.