Меня это тоже мучило. Я начал подозревать, что мы зря потратили кучу времени. Можно было за это время… я не знаю, что сделать! Английский выучить, научиться на руках ходить. Целое лето! А тут уже скоро первое сентября, школа начинается…
И когда в первое воскресенье сентября к нам во двор въехала здоровенная иностранная машина, мы тоже сначала ничего не поняли. Цвета она была зеленоватого, длинная — метров пять. А сзади — два как будто хвоста или стабилизатора. Машина, покачиваясь, развернулась и встала рядом с «жигулём» дяди Вали. Водитель остался на месте, а из правой двери вышел огромный седой старик, похожий на пирата. Мы стояли, глядели на него.
Потом старик кашлянул и сказал, медленно, ни к кому не обращаясь:
— Старший с ромбом не шатает окно.
— Окно открыто, пока иголки скрипят, — ответил Олежка машинально. Старик кивнул и продолжил быстрее:
— Шесть иголок дырявят полотно.
— Полотно на переходе не лежит, — откликнулся Костик неуверенно. Но это было последнее, что он сказал. А мы с Санчо вообще стояли, как будто подавились, и дальше говорили только старик с Олежкой.
— На переходе запад раньше облака.
— Облако в жёлтое не играет.
— Под игрока — без пробок.
— Штопор крутится направо.
Так они перекидывались словами, все быстрее и быстрее, и наконец старик сказал:
— Пятью пять бьёт всех.
Олежка побелел весь и ответил как-то странно:
— По газонам не ходить.
— Бинго, — сказал старик непонятно, посмотрел нам каждому в глаза и медленно так проговорил, как будто в сторону: — Будь готов, — открыл огромную дверь своей этой дурацкой машины, уселся с удобством, захлопнул дверь, и машина совершенно без звука тронулась с места. Через минуту никого уже не было.
— Олежка, что это было? — спросил Санчо шёпотом. Олежка молчал, я забеспокоился и подошёл поближе. Он был весь в каплях пота и мелко дрожал.
Потом он сказал:
— Что-то мне муторно. Я домой пойду, ладно?
Никто не ответил, и он ушёл. Ему недалеко было, в третий подъезд.
Утром он не пришел в школу. Я зашёл к нему после уроков, тётка ничего не знала. Даже не знала, ночевал он дома или нет. Бестолковая.
Он так и исчез. Приходил сначала участковый Филиппов, потом какие-то дядьки вроде бы из МУРа. Нас спрашивали про старика, а что толку. Никто ничего так и не узнал. Хорошо, что никто не спросил про игру. А мы сразу решили никому не рассказывать — незачем.
Прошло почти три года. Костик уехал уже давно — он у нас прожил очень мало, меньше года. Санчо после восьмого решил идти в техникум, сказал, надоело ему. Но однажды мы с ним гуляли в нашем парке — это в мае было, как раз перед каникулами — и вдруг видим: навстречу по дорожке идёт Одежка. Мы прямо остолбенели, переглянулись — нет, не показалось.
Олежка как-то странно изменился. То есть, он стал здорово выше и пошире даже, но главное — у него было взрослое выражение лица. И очень спокойное. Как у Костика, когда он первый раз появился у нас. Он не удивился, подошёл, поздоровался. А смотрел он так умиротворённо. И сквозь нас, как будто на горы или на закат.
Санчо его ухватил за плечи, тряхнул:
— Ты где был?! Мы тут… — и замолчал, не знал, как сказать. Олежка вздохнул, заговорил — точно как три года назад, голос у него совсем не изменился:
— Санчо, это очень долго рассказывать.
Я говорю:
— Ну, так рассказывай давай, ты что! Тебя же искали сколько с милицией, отец твой приезжал…
— Знаю! Слушайте, мне сейчас надо идти, я скоро приду и всё расскажу, как следует.
Санчо ничего не ответил. Олежка помялся немножко и наконец говорит:
— Давай я главное объясню. Ты помнишь правила игры?
Ещё бы не помнить! Мы тогда, правда, книжечку больше не открывали. А что толку — все и так всё помнили наизусть, хоть ночью разбуди.
— Ну так вот, — говорит Олежка, — ты же знаешь главное правило?
— Какое? Их там тыща! — говорит Санчо. Он Олежку уже отпустил и только смотрел на него во все глаза.
— «Если игрок начал переход, он пропадает из вида».
Когда Олежка ушёл, мы стояли на тропинке и смотрели ему вслед. Потом я сказал:
— Ну вот, скоро всё узнаем.
— Да нет, — сказал Санчо. — Не придёт он больше. Ты ведь и сам знаешь, чего притворяешься.
Он был прав. Я и сам знал.
Александр Кац
Космонавты
осмонавт Кузя шёл по улице. Ну, гулял он. Ноги там, что ли, разминал перед полётом, а тут к нему мужик подваливает: можно, мол, автограф? Кузя засмущался страшно. «Я, — говорит, — даже и не космонавт ещё». И в протянутом блокнотике с фотографией Гагарина на обложке расписался. А после поправил шлемофон и, подрегулировав подачу кислорода в скафандре, отправился дальше: у них с космонавтом Джеком в «Whisky a Go-Go» предполётная подготовка назначена была. В семь. Когда он пришёл, там всё ещё уборщица полы мыла.