Пьер Гарри легкомысленно машет рукой, отметая возражения.
— Уж я найду, что с ней сделать, не беспокойтесь. Готовьте кофейную гущу, донна, или что там у вас?
— Это лишнее… — Женщина поднимается, опираясь левой рукой на край стола, и Гарри встаёт вслед за ней. — Итак, вы действительно хотите узнать истинный ответ на свой вопрос?
— Ещё бы! — гость опять ухмыляется, зубы у него белые и острые.
— Вы уверены?
— Да, да, — он нетерпеливо притопывает ногой. — Это что, ритуал такой — всё спрашивать по три раза?
Донна Маргари напряжённо всматривается в него.
— Нет, это просто желание… иметь чистую совесть. Пусть будет так, как вы хотите, — она по-мужски протягивает руку для пожатия.
Пьер Гарри, мгновение помедлив, касается холодных пальцев, и лицо его в тот же миг искажается.
— Ах ты!.. — хрипит он и внезапно прыжком кидается на неё, вцепляясь в горло. Она, шаря по столу за спиной, успевает нажать невидимую кнопку. Рёв сирены, женщина вырывается, Гарри машет руками, шарит ими по воздуху, будто слепой, затем вдруг, как подкошенный, валится на ковёр. Женщина, обессилев, опускается на колени рядом с ним. Большой шкаф поворачивается, открывая превосходно обставленную палату, оттуда выбегают люди в белых халатах. Дюжие санитары подхватывают обмякшее тело и уносят прочь. Один из врачей заглядывает в лицо женщине и видит, что она что-то шепчет, и из глаз её текут слёзы. «Ora pro nobis»[1], — читает он по губам.
Сокрушённо вздыхая, он находит в ящике стола перчатки и протягивает их женщине. Она кивает в знак благодарности, завершает молитву до конца, дрожащими руками натягивает перчатки и только после этого позволяет себе опереться на его руку.
— Спасибо, Марио, — говорит донна Маргари. — Я в порядке. Позаботьтесь лучше о нём.
Доктор качает головой, но повинуется. Женщина, не пытаясь стереть текущие слёзы, смотрит ему вслед.
Тихо поскрипывают уключины. На тёмной воде пляшут белые блики. Огромный, неподвижный фонарь маяка сияет, как вторая луна — так ярко, что в светлой ночи видны бледные серые тени.
Я ловлю панический шёпот одного из гребцов:
— Храни нас, Святая Маргрета!
Диас кидает было на него кинжальный взгляд, но мне становится интересно. Днём раньше я видел, как этот матрос — совсем юный, из знатного, но обедневшего рода, блестящий выпускник Академии — умолял Диаса взять именно его.
— Что такое, Сезар? — спрашиваю я.
Гребец осекается и замирает, не смея оторвать от меня взгляд. По лицу видно, что он не знает, что хуже: ответить или промолчать. За него отвечает Хиль, который старше его в два раза:
— Так ведь… Чёрная Маргари, Ваше Величество. Всякий знает, если она сглазит, век удачи не видать ни на суше, ни на море.
Диас негромко, но отчётливо хмыкает, выражая свою точку зрения по вопросу. Мне становится смешно:
— А я-то думал, что Кастилья дель Фаро известен как дом дона Торрегоса!
— Так то дон Торрегоса, его и ангелы хранят. Каждый знает, что поседел он в двадцать лет, когда целую ночь бился с дьяволом на песнях за душу Чёрной Маргари. А она была раньше цыганка и колдунья, да и сейчас… — Хиль отвечает почтительно, но явно в душе считает, что сиятельным особам вроде меня пускай закон не писан, а простому человеку о таких вещах лучше не забывать.
Я опять обращаюсь к Сезару: — Так почему же ты не остался?
Он отвечает еле слышно: — На волос колдуньи можно поймать морского змея.
Ещё интереснее!
— А зачем тебе морской змей?
— Говорят, печень морского змея лечит бледную немочь. Матушка у меня, Ваше Величество, — набычившись, отвечает он, и ситуация перестаёт быть забавной: от бледной немочи ещё нет лекарства.
— Сезар, послушай, — как могу, мягко отвечаю я. — Донна Маргари не колдунья, а набожная и достойная женщина, и морских змеев не бывает, это всё вздор. Но много учёных в столице ищут сейчас средство от этой болезни, и как только они найдут его, ты и твоя матушка узнаете об этом первыми.
— Спасибо, — шепчет Сезар, и отводит глаза: в морского змея он явно верит больше.
Мы причаливаем, и я схожу на пристань, навстречу улыбающемуся седому человеку в распахнутом плаще. Его улыбка немедленно отражается на лицах матросов, Диаса и моём, сияя ярче, чем фонарь в руке встречающего. Нас приветствует сам дон Торрегоса. Он хлопает меня по плечу:
— Здравствуй, Фернандо!
Я улыбаюсь ему. Немного на свете мест, где я могу быть просто Фернандо, и Кастильо-дель-Фаро, Замок Маяка, одно из них. Жаль только, что именно сейчас я не могу себе этого позволить.