Велел царь дать ей задание, а на то задание — одна ночь сроку. Как оставили девицу одну в комнате, обернулась она Глебушком, достала подарки старухины, а те за работу принялись. Глядь — а уж и стол накрыт, пироги мясные, рыбные, стоят, блины скворчат, уха, щи, борщи паром дымят, наготовлено, что и за неделю не съесть. Отведал царь Кошевер Глебушкиной стряпни, чуть было язык не проглотил. Стал Глебушко главной поварихой, по дворцу расхаживает, во все углы заглядывает, да только Аленушки нигде не видно-не слышно.
Долго ли, коротко ли, а спрашивает царь Кошевер у своей стряпухи, какова же ей по сердцу награда.
Отвечает ему молодуха-стряпуха:
— Слыхала я, царь-государь, живет у тебя медведица дикая, страшная, росту и силы великой. Дозволь на нее взглянуть, по шерсти косматой погладить.
Удивился царь Кошевер, но велел слугам проводить девицу-молодицу в темницу глубокую, где сидит медведица на цепи.
Как вошел Глебушко в подземелье, видит — сидит на цепи медведица, росту великого, вся шерстью косматой заросла, глаз не видно. Воткнул Глебушко гребешок материн в шерсть, и вмиг обернулась медведица Аленушкой, а Глебушко вид богатырский обратно принял. Обнялись они и заплакали горько, да только слезами горю не поможешь. Спрашивает Глебушко у Аленушки, как ему невестушку-лапушку на свободу вызволить. Говорит ему Аленушка со вздохом:
— Ох, тяжелое это дело, Глебушко. Полюбилась ты царю Кошеверу в облике девичьем. Станет он к тебе свататься, станет подарки богатые предлагать. Проси у него, чтобы пустил тебя в Кладовую палату, где сокровища лежат. Не бери там ничего, кроме ключа железного, чтобы оковы мои отомкнуть, дверь из темницы отворить. Как возьмешь тот ключ, приходи той же ночью в темницу, бог даст, выйдем на волю и убежим домой в Заповедное царство.
Вышло все так, как Аленушка сказывала, да только не так. Как вошел Глебушко в сокровищницу царскую, взыграло его сердечко девичье и не удержался, взял он с собой венец алмазный царский. Вот настала ночь, отпер Глебушко все запоры, отомкнул цепи на медведице, вышли они из темницы, но только во двор вступили, как загорится тот венец алмазный светом нестерпимым, ярче солнца дневного. Проснулись слуги, набежали стражники, схватили Аленушку и Глебушко, под царевы очи привели. Повелел тогда царь Кошевер Аленушку еще глубже в подземелье упрятать, а Глебушко на куски порубить, да в лес и выбросить. Так и сделали слуги царевы — порубили тело Глебушкино в куски, в лесу на съеденье диким зверям бросили.
А что у нас говорят — на чужое добро роток не разевай, все один час — не укусишь. Кому не нравится, может и не слушать, а кому в охотку — пущай не мешает, да и не подгоняет. Всякой сказке — свой час.
Сказка 4. Про то, как Аленушка Заповедное царство трижды из беды вызволяла
Долго ли, коротко ли, а сказка все вьется да вьется. Да сколь веревочке ни виться, а все ж кончику быть. Только в нашей рассказке до конца еще ох как далече. А кто устал, так мы никого не держим, прочие же — милости просим, слушайте, что дальше было.
Вот уж семь годков минуло, с тех пор как Глебушко Заповедное царство оставил да на поиски суженой в путь-дорогу отправился. Дети новые народились, старики помереть успели, а Глебушко все нет как нет. Горюет царица Рогнеда, печалится царь Берендей: как мол-де, там, младшенький наш, сладко ли ест, сладко ли пьет, сладко ли спит. А Глебушко меж тем в кусочки порубленный в лесу диком лежит.
Одно только сердечко беду чует — Настасьюшка, здоровьем и вовсе слабая, лежит в горенке, по Аленушке да по Глебушку убивается. Однако ж тут поднялась Настасьюшка да в лес собралась, прямиком в Берендееву пущу. Идет-бредет, шатается, далеконько в чащу забралась, дороги не видно. С устатку спотыкнулась о корни, да и присела отдохнуть. Вдруг слышит Настасьюшка голосок тоненький:
— Ну что тебе, горемычная, дома не сидится, чего опять в лес пожаловала?
Смотрит Настасья — а у корней мышь серая стоит, коронкой своей покачивает, каменьями драгоценными поблескивает.
Отвечает ей Настасьюшка со вздохом:
— Прости ты меня, Царица-мышь, бабу глупую да неразумную. Тебе ли не знать, зачем в лес пришла-пожаловала. Чует мое сердце материнское беду страшную, горе горькое. Случилось дело злое-неблагодарное то ли с Аленушкой, то ли с Глебушком, да только моего разумения помочь им нет. Пришла в ножки тебе кланяться, челом бить — помоги ты им, Царица-мышь великая да милосердная.
Говорит ей на то Царица-мышь:
— Ой, и впрямь ты, Настасьюшка, неразумная да нетерпеливая головушка! Зачем в лес без спросу пошла, зачем Аленушку домой свела, зачем косыньки материным гребнем чесала, чтобы позабыла Аленушка про свое дело великое? А теперь нет у тебя силушки в жилочках, а теперь нет у тебя света в глазоньках — как Аленушку да Глебушка выручать будешь? Ведь и вправду приключилась с ними беда страшная — сидит Аленушка в подземелье, дикой медведицей рычит, лежит Глебушко порубленный в кусочки, зверям лесным на съеденье брошенный. Да делать-то нечего, придется тебе, Настасьюшка, в путь-дорогу собираться, нести весточке моей сестрице меньшой, Княгине-мыши, авось она чего да придумает.