Вдоль сухого русла, носившего название Сурк-арык, пышно разрослись колючие тугайные заросли. Уже в полной темноте мы добрались до этого места. Бесчисленные соловьи без умолку пели в зарослях, где-то жалобно кричали птенцы ушастой совы, да вдали, вероятно в ауле, лаяли собаки. Мы хорошо знали тропинку, пользуясь которой было нетрудно пересечь в общем неширокую полосу колючих порослей. Но в эту темную ночь нам не удалось ее обнаружить. Отыскивая ее, мы окончательно сбились с дороги и, наверное, часа полтора продирались то в одном, то в другом направлении сквозь колючую чащу.
Однако всему бывает конец — кончились, казалось, и наши мучения. Лес остался позади; мы выбрались наконец на открытое место. Это было для нас настоящим торжеством. К сожалению, оно продолжалось недолго. Из колючего тугая мы попали на казахские огороды. Небольшие участки земли оказались разделенными живыми колючими изгородями. Продираясь сквозь них и топчась в темноте в надежде найти выход из этого колючего окружения, я в конце концов провалился в сухой колодец. Когда с помощью Сергея я выбрался из глубокой ямы, меня интересовали не ушибы, не ссадины, а только корзиночка с утиной кладью.
Чуть брезжил ранний утренний рассвет. Мы с Сергеем, измученные и голодные, возвратились домой. Но, как знает уже читатель, вместо того чтобы утолить голод и улечься спать, в первую очередь я занялся осмотром яиц и их укладкой в более надежное место.
Об этом случае я рассказал для того, чтобы показать читателям, как собиралась моя коллекция. Она потребовала многих лет, настойчивости и большого терпения. Зато в ней нет неправильно определенных кладок. Приложенная к каждому гнезду этикетка расскажет вам, чьи это яйца, где, в какой обстановке и когда они собраны, а специальная карточка в картотеке поведает о поведении птицы у гнезда. Но для меня эта коллекция представляет не только научную ценность. Она дорога мне и тем, что по ней я, как по книге, читаю о прошлых своих путешествиях. И когда мне приходится еще раз просматривать гнезда, собранные в различных частях нашей Родины, в моем воспоминании попутно воскресают то снеговые горы с сизыми скалами, то шуршащие на ветру тростниковые заросли, то пустыни и степи с ярким голубым небом и поющими жаворонками. Когда-то, изучая птиц, я побывал здесь и достал ту или другую кладку, которая и сейчас хранится в моей коллекции.
И вот однажды случилось необычайное происшествие. В моей коллекции вдруг появилось совсем неизвестное для меня гнездышко. С тех пор уже двенадцать лет оно лежит в картонной коробочке со стеклянной крышкой; сквозь стекло видны пять маленьких яичек. Чьи же эти яйца, как они попали ко мне и почему, несмотря на существующие жесткие правила, они продолжают занимать место в моей коллекции? Вот об этом я сейчас и расскажу моим читателям.
Неизвестное гнездышко попало мне в руки в Уссурийском крае в 1939 году. В ту весну, изучая местных птиц, я поднялся вверх по реке Иман и поселился в небольшом русском селении Вахумбэ. Отсюда я ежедневно предпринимал экскурсии то на острова реки, поросшие шумливым лиственным лесом, то в молчаливую хвойную тайгу сопок. Однажды я поднялся на ноги еще до рассвета. Уложив в заплечный мешок завтрак и взяв ружье, я свистнул собаку и тропинкой направился вверх по Иману. Еще царил полумрак, когда я, поднявшись на перевал невысокой сопки, остановился, чтобы сверху получше осмотреть окрестность. Сегодня мне хотелось использовать ясную безветренную погоду, чтобы исследовать горную территорию, расположенную к северу от маленького селения Санчихеза.
С перевала, где я находился, мне было хорошо видно реку. Светлой лентой она извивалась среди неподвижного, величавого леса и уходила на запад. Впереди, в глубокой туманной низине, едва виднелся небольшой открытый участок, а на нем разбросанные в беспорядке домики Санчихезы. В этот ранний час природа еще не успела проснуться, дремал лес, не было слышно дневных голосов. Только внизу, на каменистых перекатах реки, журчала вода, в хвойном лесу куковала ночная кукушка, да где-то вдали глухо кричал рыбий филин. Вволю насмотревшись сверху на эту картину, я спустился к селению, перешел лесной ручеек и, придерживаясь его, стал подниматься по склону. Когда я наконец достиг вершины сопки, стало совсем светло, над лесным простором поднялось солнце — наступал яркий веселый день.
Хорошая погода позволила мне во всех направлениях исследовать этот лесной участок. Сначала я углубился в темную и глухую тайгу. Но птиц там оказалось так мало, а комаров такое множество, что я поспешил выбраться оттуда на более открытое место. Для этого я вновь поднялся на вершину сопки и, придерживаясь ее гребня, стал медленно спускаться по направлению к речной долине. Хвойная тайга осталась ниже по склонам, ее сменил смешанный веселый лес. Небольшие участки мелколесья чередовались с темными группами елей, высоко поднимали над лесом свои вершины великаны тополи и кедры. Отсутствие сплошного полога здесь позволяло всюду проникать солнцу, тянул освежающий ветер, отгоняя от лица назойливых насекомых.