Волчата кинулись к птице. Но Кэрны так рыкнула, что они враз остановились, вернулись к матери. Та обнюхивала мох вокруг куропатки, к самой птице не приближалась. На ягеле почувствовала сладковатый запах от куропатки. Вот здесь она потеряла много пера, каким недавно покрылась. Но не лиса потрепала птицу. Если хвостатой что-то помешало, то почему ее следов нет? И Кэрны обнюхала перо. Одно, второе. И отпрянула… Волчата ждали. Кэрны глянула на куропатку. Та уже перестала биться о землю. Осела. Крылья бессильно разъехались по бокам. Голова упала. И птица, вскрикнув напоследок, затихла.
Кэрны подбежала к волчатам. Погнала их прочь от опасного места. Никто ее не учил тому, сама поняла еще давно, что так умирают лишь очень больные птицы. Когда их много скопится в тундре — они болеют и дохнут. И тот, кто съест хоть одну такую куропатку, тоже умрет. Кэрны помнила тот день, когда гнавшиеся за нею, тогда совсем небольшой, волчата из логова одноглазой хромой волчицы уже готовы были разорвать ее. А тут… куропатки. Они еще были живы, но уже не могли убежать И волчата забыли о полукровке. Они набросились на куропаток. А вскоре их самих расклевали вороны. Но и те недолго пировали. Запах той болезни запомнился полукровке навсегда. И она уводила волчат подальше от чумного места. Подальше от беды. Кэрны не знала, как называется эта болезнь на человечьем языке, на языке тундры она пахла и звалась смертью. Лишь осторожные звери спасались от нее. А сколько птиц, лис, волков, горностаев и соболей сгубила она! Об этом знает, но всегда смолчит коварная тундра…
Волчата запомнили запах, испугавший мать. Поняли: его надо опасаться. И теперь не кидались суматошно к каждому кусту или деревцу. Но вот опять новый запах. Незнакомый. Шерсть у этого зверя тонкая, вон как щекочет нос! Но помета па траве нет. Место ничем, кроме шерстинок, не помечено. А где же незнакомец живет? Вот тут он олененка поймал. Но странно, мясо не тронул. Его вороны склевали. Зачем же убил? И волчата носились вокруг корявой березы, вынюхивая следы, пока не услышали над головами странный крик. Они сели. Глянули на дерево. На его верхушке сидела рысь. Она зашипела, собралась в комок, будто к прыжку приготовилась. Полукровка рыкнула на волчат. Те отошли от дерева. И Кэрны, порычав для порядка на рысь, повела волчат подальше. С рысью во всей тундре никто не хотел враждовать. Правда, волки иногда гонялись за ней. Заставляли тонуть в болоте, загоняли под коряги. Иногда им удавалось цапнуть ее, но она обдирала всю морду и бока, вырвавшись из волчьих лап, летела к дереву повыше. Там даже стая не могла достать рысь. Случалось, рысь оставляла волка без глаз. Потому матерые волки никогда не охотились за рысями. На эту оплошку способны были лишь молодые…
Кэрны знала, рысь лучше не замечать. Да и не едят волки рысей, как собаки кошками брезгуют. А для забавы — эта потеха могла слишком дорого обойтись. Сами рыси никогда не кидались на волков. Но знала полукровка и другое и тундре, где хозяйничает сильная стая, где живут матерые волки, рысь — редкость. На участках, где расплодилось много волчат, рысей совсем не бывает. Нечего им там делать. С голоду подохнут. В погоне за добычей, за право на участок волчьи стаи лишали рысей последней добычи. А когда нарывались на рысят — разносили их в клочья. Именно потому ни рыси, ни волки не любили жить в соседстве. Кто-то из них должен был уйти. Тем более что и те и другие кормились ночью. Но волки прожорливей. Их в стае много. Они злились, пожирая обескровленную рысью добычу. Волки сами любили кровь! После них рыси ничего не доставалось. А потому уходили они с волчьих участков, выбирали новые, незаселенные серыми места и жили спокойно, пока там не объявится стая.
Кэрны сразу сообразила, что здесь нет поблизости волков, раз поселилась рысь. А значит, ей и волчатам ничто не грозит. Полукровка видела, что рысь стара, а потому опытна. Такие в выборе места не ошибаются…
Кэрны показала волчатам траву, какую им нужно есть, чтобы скорее окрепли клыки; натаскивала, как нужно загонять зайца, распутывая его следы-петли. Научила разрывать мышиные норы. Не позволила сожрать соболя. Мал зверек, а желчи в нем, как у медведя. Живот от соболиной горечи с неделю ломить будет. Никакой травой не выходишься. Не волчья это добыча. Другое дело — заяц. Мясо нежное. Так и греет живот… Куницу полукровка лишь отпугнула. У этой не мясо — сплошные жилы. А когти хоть и мелкие, но сильные… Их волчья требуха с трудом переварит. Куда как проще поймать мышь. Пусть она мала, зато и мороки нет.