Кузьма вспомнил прошлое…
Женился он в двадцать пять лет. И уже на будущий год стал отцом, получил вскоре двухкомнатную квартиру. На заработки не жаловался. Мебельщики всегда неплохо получали. И он вскоре после рождения первенца решил построить собственный дом. Большой и просторный. Друзьям говорил, что хочет иметь троих сыновей, большой дом с садом, вырастить не меньше дюжины внуков, всех поставить на ноги.
Жена исполнила его мечту. Родила троих. Правда, последней была дочь, что, в общем, не огорчило его.
Он успел построить дом. Посадил сад. Дал высшее образование всем троим детям, чем немало гордился.
Это не беда, что работать приходилось зачастую в две смены. Что даже дома выполнял частные заказы. И каждый стул, шкаф, койка и сервант в его доме были сделаны своими руками.
Он работал всегда. С утра до ночи. Отдыхать отвык. И не умел сидеть за праздничным столом, убегал вниз, к себе в мастерскую. Он никогда не ходил по гостям и не любил принимать их у себя. Может, за это Кузьму считали жадным человеком не только на работе, но и самые близкие соседи.
— Скряга! — ругала его старуха, живущая рядом. Ей он сделал скамеечку возле дома. И взял пятерку. Починил соседу шкаф. Сорвал двадцатку. Попросили собрать новую мебель. Помог. Но не бесплатно. Даром он работал лишь на свою семью. Сил и времени не жалел. Ни в чем не отказывал детям.
Захотел его старший сын, Егор, магнитолу–двухкассетник, Кузьма тут же купил ему японскую — «Сони», самую что ни на есть элитную, модную.
Приглянулся среднему, Андрею, гоночный мотоцикл — отец через два дня доставил во двор.
Дочке Оленьке всякую педелю обновки покупал. От них три платяных шкафа трещали. Кузьма не видел в том ничего плохого. Не обходил вниманием и жену — Настасью. Каждый праздник отмечен был подарками, цветами…
В доме к этому привыкли.
Кузьма вспоминает год за годом…
И только теперь стало больно отчего–то. А ведь и у него были дни рождения. Но о них никто в семье не вспоминал. Ему ничего не дарили и даже не поздравляли.
— Вот черт! А почему? — спохватился запоздало. И на душе стало тоскливо и холодно.
Когда старший сын, Егор, окончил школу, он купил ему дорогой костюм, золотые часы, давал деньги на карманные расходы. Поступил в мединститут — не знал проблем. Не дрожал за стипендию, как многие другие. Средний сын, Андрей, стал архитектором. Дочь — учительницей. Никто из них не сказал ему спасибо, когда получили дипломы. Ни с первой зарплаты, ни с других — не купили грошового подарка.
— А что мне надо? Все ведь было. Это у них желаньев куча. Вот и помогал!.. Сам кругом дурак! сплюнул под ноги досадливо. — С чего ж все завертелось? Кто заварил против меня кутерьму? Конечно, Зинка. Кто ж еще? — Опустил плечи, уставясь в пол невидяще. — Эта сука! А ведь враз я ее раскусил…
Еще тогда, когда приволок Егорка эту змеюку с танцев прямо в дом. И заявил нахально, не спросив никого:
— Она будет жить с нами…
— Как это? Выходит, свадьбу надо справлять, как положено? — спросил Кузьма.
— Не стоит спешить с этим. Поживем так. Узнаем друг друга поближе. Привыкнем. И вы к ней присмотритесь. Подойдет — останется. Ну а не сживемся — расстанемся! — заявил Егор.
— Ты что? Бардак тут развести собрался? Кого привел? Кто она? Сколько вы знакомы? — вскипел Кузьма. И добавил: — Иль у тебя, как у кота, на всякий март по десять кошек? Эта надоест, приведу другую! А меня ты спросил? Где ее родители?
— Они–то здесь при чем? Я с ней жить буду, не с ними. В своем доме, не у них. И потом, я взрослый человек. Работаю. Сам себя могу обеспечить. Не нравится, могу уйти! — сдернул куртку с вешалки.
Но Кузьма его остановил:
— Может, для нее ты взрослый. А для меня — сопляк! Станешь хвост распускать — получишь по шее! Даром что никогда не бил. Не заслуживал. Нынче отмудохаю при этой крале. Уж и не знаю, кем она тебе приходится.
Егор покраснел до макушки. И впервые закричал на Кузьму:
— Я не позволю, чтобы со мной, врачом, так вульгарно разговаривал полуграмотный человек, хоть он и мой отец!
Продолжить Кузьма не дал. Вломил не жалея. Обиделся на сына впервые в жизни. Тот отлетел к двери, ударился об косяк, взвыл.
— Замолкни! — цыкнул Кузьма. И, схватив Егора за грудки, втащил на кухню.
Настя тем временем увела Зинку на веранду, заговорила с ней о своем. Они быстро перешли на шепот.
Кузьма еще долго бушевал на кухне.
— Сколько ты ее знаешь? — спрашивал сына.
— Полгода…
— Чего? Мы с твоей матерью всю жизнь в одном дворе росли. Друг про друга подноготную насквозь знали. Пять лет дружили. Сватал я ее у родителей, как полагается. Расписались. А уж тут и свадьба!
— Чего ты мне свою пещеру навязываешь? Кто теперь ваши обычаи соблюдает? Только дикари и придурки! — взвился Егор.
— Вона как? Выходит, мы дураки?
— В ваше время было так. Теперь все иначе! Сейчас люди, едва познакомившись, наедине остаются. А ты чего из мухи слона лепишь? Подумаешь, трагедия, девку приволок! Ну не трахаться мне с ней в парке?
— Кобель шелудивый! Ты для того ее приволок? В мой дом лишь твоя жена войдет. Сучкам — не дозволю! Их у тебя что блох на барбосе будет! А баба — одна! Тут тебе не блядюшник! Семья наша! И паскудить дом не дозволю! И фамилию марать не дам! Коли нужна она тебе — женись, как человек. А не уверен — уводи от греха подальше, с моих глаз!
— Если уйдет она, то и я с ней… Но уже не вернусь сюда ни за что!
— Выходит, любишь ее? А коли так, я тебе не помеха! Живите! Но по–человечьи! Не позоря ни нас, ни себя! Пусть все будет как положено!
— Почему ты указываешь, как нам жить? Твои представления устарели. Теперь никто не придерживается ваших правил.
— В моем доме будет так, как я велю!
— Ну чего ты шумишь, отец? — подошла Настя. И, обняв Кузьму, заговорила: — Дети хотят получше узнать друг друга, проверить себя в жизни. Смогут ли? Подходят ли? Так все нынче делают. С росписью не торопятся. И на свадьбы не тратятся. Лишних денег нет ни у кого. Коли все хорошо у них будет, родится ребенок, вот тогда и роспись и все события разом отметим. А теперь ни к чему спешить…
— Ну и дела! — почесал Кузьма в затылке, махнул рукой, коротко буркнув: — Как хотите, так и живите…
С женой он не спорил никогда. Настя всегда и во всем была права. Она растила детей, вела весь дом, решала все за всех. Кем стать в будущем их детям? За них выбор сделала Настя, не очень прислушиваясь к мнению ребят.
— Ты будешь хирургом! — заявила Егору. — А ты — архитектором! — решила за Андрея.
С дочерью милостиво согласились, определив ее будущее в преподавании.
Когда на третьем курсе Егор заявил, что выбрал себе другую специализацию, Настя очень удивилась.
— Какую? — спросила настороженно.
— Хирургия не по мне. Хочу стать гинекологом, — заявил Егор.
Настя покраснела:
— Это неприлично. Парень — и вдруг в гинекологи. Таким даже перед соседями не похвалишься. Ты что, извращенец? Это же вульгарно! Мужчина — гинеколог!
— А что это такое? — спросил Кузьма, не знавший разницы между хирургией и гинекологией.
Когда Настя объяснила, Кузьма долго и громко хохотал:
— Ну, силен, прохвост! Он с каждой бабы за свою работу натурой станет брать загодя. И жениться не надо такому! К чему? За день десяток баб! Любому за глаза хватит. Еще за это получку будут давать! Хитер! Ну, коли хочет так, не мешай! Пусть сам выбирает, пройдоха!
— Отец! Напрасно ты так грязно обо мне думаешь! Я даже мысли той не допускаю, что ты заподозрил. Да и где видано, чтобы врачи в больницах таким занимались? У тебя какой–то вывих в рассуждениях. Аномальный…
— Какой? — не понял Кузьма. И, обругав сына по–русски понятно, добавил: — Ладно! Не гонорись! Авось под старь академиком станешь. Хварьевую диссертацию защитишь. Станешь наипервейшим знатоком…
Сын выскочил в свою комнату и долго не разговаривал с отцом. Лишь через два года узнал Кузьма, что его сын уже принимал роды, будучи практикантом.