Кузьма, глянув ему вслед, усмехнулся невесело, подумав: «Пьет, зараза, лихо! А коли так, подмоги с него не ждать. Кой прок с пьяного? Да и что смыслит в доме? Не всяк мужик хозяин. И этот… Зять… Не сын. Надолго ли он в нашей семье застрянет? Иль умчит на своей тачке с другими пассажирами?»
Но напрасно боялся Кузьма. Максим вовсе не был выпивохой. Уже через три дня перебрался к ним в дом. А вскоре вместе с Кузьмой взялся строить гараж для своей «Волги». Он умел работать не уставая.
Единственное, что обижало Кузьму, так это обращение зятя. Он не звал его отцом либо по имени. Только плесенью. Даже при Женьке называл так, при сыновьях и невестках. Кузьма обижался молча. Ольга краснела. Видно, не раз пыталась говорить с Максимом. Но бесполезно.
Семья росла. Рождались внуки. Но никто из детей не помогал отцу содержать их всех.
Кузьма тянул из последних сил. Он вместе с Максимом построил гараж для его «Волги». Для машины Егора строил гараж уже в одиночку. Закупал бетонные блоки, кирпич и цемент, брус и железо, нанимая мужиков. У своих — не было времени.
— Да и что они умеют? Интеллигенты! Ни хрена не понимают в жизни. Вон Андрею сказал, чтоб помог, а он в ответ, мол, гараж не мой, пусть Егор шевелит рогами, — вздыхал Кузьма.
Он уставал. А тут словно сама судьба решила испытать на прочность. И на комбинате, где работал Кузьма, не стало заказов. Люди перестали покупать свою мебель. Только импортную, у кого водились деньги. Другие — вообще никакой. Ведь цены на материалы выросли, поднялась и цена на мебель, даже отечественная стала недоступной для многих. На комбинате начались сокращения рабочих, задержки с зарплатой. А вскоре предприятие разорилось, закрылось совсем.
— Что делать? Как жить станем? Все, что было на книжке, сожрала инфляция. Как дальше жить? — спросил детей, собравшихся вечером у телевизора.
— Поищи другую работу, — посоветовал Егор.
— У нас тоже зарплату не дают, — посетовал Андрей.
— А мы с Ольгой решили к своим переехать. Мне оттуда ближе добираться на работу, — вспомнил Максим. И через пару дней впрямь увез Ольгу вместе с пожитками к своим старикам.
— Зато теперь в центре города жить будут, — вздохнула вслед Настя.
— Не тужи, плесень! Мы станем навещать тебя. Особо я! Когда бутылку поставишь! — расхохотался Максим, садясь за баранку. И уехал не оглянувшись.
— Да не потому, что о стариках его сердце заболело. Что ж раньше оно у него молчало? Целых три года… Просто помогать не схотел. Не стал впрягаться в лямку. Решил, что кормить своих стариков куда как благодарнее, чем нашу ораву родственников, — сказал Насте. Та посмотрела с укором:
— Не вини зеркало, коль рожа кривая! Все находят выход и живут. А я уже третью неделю без мяса готовлю. Чего на детей обижаешься? У них свои проблемы. Да и рано на их шеи садиться. Совесть знать надо. Родители мы. А потому о детях заботиться должны, но не тянуть с них! — укорила мужа, огрев недобрым взглядом.
— Да разве я супротив? Сколько лет копейки с них не просил. Теперь же вовсе невмоготу. Хоть бы немножко подмогли. Ить загнали вовсе! Сдохну, вы ж не выживете сами. Перегрызетесь, по миру пойдете побираться. А и кто подаст нынче, если вокруг одни Максимки? — опустил голову человек.
— Может, нам в Ольгину комнату квартирантов взять? Все ж каждый месяц какая–то копейка, — подала голос Настя.
— Чужих в дом? Ишь чего придумала, дура! Для кого я строил? Чтоб на стари лет в своем доме вместо таракана дышать? В щели? В темном углу? Не бывать такому! — грохнул по столу кулаком и выскочил из дома искать работу.
Где только не был он за эти две недели! На мебельной фабрике и в ремстройцехах. Даже в гостиницах отметился. И вскоре понял, что столяры и плотники не нужны нигде. Просился в грузчики. Там очереди желающих.
Был на бирже. Его внесли в список. Пообещали, если что–то подвернется, сообщить. Но шли дни, недели, работы не было.
Кузьма раньше возвращался домой уверенный, что завтра ему повезет. Но вскоре надежда угасла. Он приходил усталый, злой. Стараясь никому не попадаться на глаза и никого не видеть, уходил в свою комнату и, закрывшись, долго лежал с открытыми глазами, пока усталость не добивала окончательно.
Часто он так и засыпал до самого утра. Его никто не будил, не звал к столу. О нем просто забыли. Это и радовало, и обижало Кузьму.
— Эх, черт! Ведь думал, что любят меня. Ан хрен там! Кому сдался? Нужен тут, как конь. Пока тянул — считались. Чуть сбой — хоть сдохни! Никто не заглянет, не спросит, жив ли я? — Собирался снова на поиски работы.
— А ты дома был? Мы думали, что уж нашел что–то! С деньгами тебя ждем. В доме все продукты кончились. Ни крупы, ни сахара! Что ж себе думаешь? Хоть бы заказ на мебель взял! Иль так и будешь дурака валять да на диване валяться? — столкнулся с женой в коридоре.
— Не дают заказов! Я уж и объявления в газетах дал. Не до того нынче. Полон город безработных. Не до мебели. На жратву нет денег. Все обошел. Нигде ничего. Не знаю, что делать, — пожаловался тихо.
— Мы уж две комнаты квартирантам решили сдать. Не пропадать же с голоду. Егору и Андрею тоже туго. Получку три месяца не дают. А дети есть просят. О самих уж и не говорю. С хлеба на воду перебиваемся. Как дальше жить? Другие путные мужики сумели пристроиться. А ты — никак! — то ли посочувствовала, то ли упрекнула Настасья. И добавила: — У Женьки ботинок нет. Совсем не в чем ходить внучонку. Мне стыдно жить. Совестно в глаза ему смотреть за себя и тебя!
Кузьма не вышел — выскочил из дома.
— Хоть какую–нибудь работу дайте! На любую согласен! — взмолился человек на бирже.
— Ничего нет пока…
Кузьма читал объявления на рынке. Не пропустил ни одного номера газеты.
…Требуются на постоянную работу сильные, наглые молодые люди для работы в казино…
…Нужны вышибалы для работы в ночном баре…
…Требуется менеджер…
…Нужен продавец промышленных товаров…
— Снова мимо! Ничего нет для меня. Грамотешки мало для продавца и этого, как его, менеджера. Да и не мое дело. А в вышибалы — староват. И по молодости на такое не годился. Вот черт, ну что же делать? Не идти же теперь попрошайничать? Да кто подаст? — залило лицо краской стыда.
— «Требуются посудомойщицы в ресторан… Возьмем на постоянную работу бухгалтера», — хмыкает Кузьма и видит, как рядом с ним на скамейку присел мужик. Глянул искоса в газету и сказал глухо:
— Не там ищешь! Вот тут смотри! — перевернул страницу. — «Окажу интимные услуги женщине любого возраста», — прочел вслух и продолжил: — Тут без мороки. И оплата на месте, без задержек. Второй раз пи одно объявление не повторилось. Наш брат нынче в спросе. Коль все в порядке — не теряйся. Заживешь, как козел в капустнике! Мозгами не шевели. Мозоли только на яйцах… И то поначалу. А башляют за случки сучки кучеряво.
— Что ж ты упускаешь? — усмехнулся Кузьма, оглядев мужика с головы до ног.
— Подвело мужичье. Не то бы! Было подрядился. Да в первый же раз прогорел. Она меня враз в постель поволокла. А я ей про угощение намекнул. Ну, она, знамо дело, выставила все, как полагалось. Я как ужрался, забыл, зачем пришел. Да и на кой ляд мне та баба была нужна, если я четыре дня не жравши! А тут выпивон! Ну и дорвался… Все умолотил. И уснул на диване. Она ждала до полуночи, когда во мне любовь к ней закипит. Ишь чего намечтала, трясогузка! Да я на диване с год уже не спал. А она давай меня будить. Мол, совесть поимей! Я ее и послал туда, где она эту совесть посеяла. Ох и взвилась лярва. Ухватила за шиворот и к двери поволокла. Чтоб выкинуть из квартиры. А я упираюсь. Ведь на столе еще осталось пиво и селедка. Не пропадать же добру! Уперся клещом. Ору, что зря она меня списать торопится. Что мне ласку и внимание надо. Она и приласкала — коленкой в зад. С самого четвертого этажа! Приземлился уже на первом. Враз и протрезвел. Понял, не за свое взялся. С тех пор по бабам не хожу. Не мой это хлеб. А вот другие разжирели на том. Им не деревянными, в баксах платят.
— За такое? Да как это? С чужой бабой и враз в постель? За деньги? — удивился Кузьма.
— Ты кто? Иль с луны звезданулся? Иль от своей старой клячи никогда левака не давал? Так там мы платили. Ну, пусть не деньги, но подарки, угощение — это тоже траты! Теперь бабы за свою похоть нам платят. Оно ж тоже кому как повезет. Иному более–менее подвернется. А другому такая кикимора, что с ней не только в постель, на одном погосте лежать гадко. А надо ублажить, коль заплатила. Такие чаще попадаются. Потому что на путевую и без объявленьев сыщутся желающие. Дарма с ней утворят как захочет. А вот с образиной попробуй смоги! Свой хрен на вы называть приходится и уговаривать не смотреть на эту обезьяну, как только через черные очки. Либо по бухой. Когда ее морду от задницы отличить не сможешь. Оно и мне такая подвернулась. Покуда накрашенной была, терпимо смотрелась. А как умытой появилась… Я разом за бутылку. Так и не врубился, сам окосел иль она впрямь такой была.