Опустив голову, Люси тихо плакала, а он с болью и горечью смотрел на нее.
— Ты не знаешь, что значит жить с ярлыком «белая шваль», Скотт. Семнадцать лет я сносила презрительные взгляды людей. Не могла я допустить, чтобы и Келли прошла через все это.
Он взял ее за подбородок и, приподняв лицо, заглянул ей в глаза.
— Я и подумать о тебе не мог такое, и тебе это известно. Я лишь пытаюсь лучше устроить жизнь тебе, Келли и Лоретте, — сказал Скотт. — Почему же ты не хочешь, чтобы я помог тебе?
— Потому…. Потому что ты делаешь это не из добрых побуждений, — выпалила она.
Он удрученно покачал головой. Что за бессмыслицу она несет?
— О чем ты говоришь? — Скотт не смог скрыть своего недоумения.
— Я не позволю тебе обращаться со мной, как твой отец обращался со своими женщинами. — Заметив его непонимающий взгляд, она добавила: — Ты, конечно, знал о его любовницах.
— Я не был ни глухим, ни слепым, ни полной тупицей, чтобы этого не знать, — ответил он резко. — Но при чем тут мой отец, черт возьми? Я не собираюсь делать тебя своей любовницей, а просто хочу обеспечить нашу дочь. — Неужели ты не понимаешь, что делаешь? Сначала покупаешь шикарный дом Эми, теперь хочешь меня поселить в этом особняке.
Скотт отвернулся и, ударив кулаком по двери, закричал на Люси, отчего она в испуге вздрогнула.
— Черт возьми, Люси, ты что, решила довести меня до сумасшествия меньше чем за неделю?
Она молча смотрела на него, слезы безостановочно текли по ее щекам.
— Но ведь это правда, Скотт. Только из чувства вины ты предлагаешь мне этот дом.
— Проклятие! Почему я должен испытывать чувство вины? — заорал он, и его слова эхом огласили весь дом. — Я был в коме. Я был не в состоянии принимать решения, которые перевернули всю нашу жизнь.
Скотт схватил голову руками, не в силах уяснить, поймет ли он когда-нибудь ее.
— Все верно. Это я уехала, я держалась подальше от этого города пятнадцать лет. Ты тут ни при чем, Скотт. Ты ничем не обязан нам, а потому не надо было выписывать из Джонсонвилла щенка или покупать этот огромный дом.
Скотт как-то сразу весь поник. Он подошел к камину и сел в кресло.
Вид у него был измученный и грустный.
— Хорошо, Люси, — сказал он упавшим голосом. — Твое упрямство невозможно сломить.
При взгляде на поникшую фигуру Скотта, сгорбившегося у камина, у Люси сжалось сердце и словно тяжелый камень лег на душу. Было бы так просто принять его щедрый подарок, но однажды она уже получила подношение и на себе испытала, чего оно стоило.
— Я подожду тебя в машине, — сказала Люси и тихонько выскользнула за дверь.
До «Рестфул вэлли» они ехали в молчании. День стоял сумрачный из-за непрекращающегося дождя. Люси видела, что Скотт был расстроен, сидел, сжав зубы, глядя на дорогу тяжелым, опустошенным взглядом.
Остановив машину на автостоянке у санатория, он молча ждал, когда она выйдет.
— Не сердись на меня, — попросила Люси.
Он даже не взглянул на нее.
— Ты эгоистка, — сказал он. — Я хотел, чтобы моя дочь жила в доме, где ей не пришлось бы делить спальню с матерью и спать под дырявой крышей. Но помешала твоя чертова гордость. — Он наконец посмотрел на нее, и она увидела в его глазах боль, смешанную со злобой. — Скажи, почему ты охотно взяла деньги у моего отца и с таким упорством отбиваешься, когда их предлагаю я?
Люси почувствовала такую боль, словно он вонзил нож в ее грудь. О, как она в эту минуту пожалела, что вернулась в Шейд-Три! Надо было настоять, чтобы мать переехала к ним в Атланту.
— Тогда я была в отчаянии. С тех пор я научилась полагаться только на себя саму, — упрямо сказала она.
Скотт с сожалением покачал головой.
— Ты мне больше нравилась, когда была беззащитной, Люси. Тогда ты нуждалась во мне.
— Ты прав, когда-то я отчаянно нуждалась в тебе. Но нас насильно разлучили, и мне пришлось нелегко, прежде чем я научилась рассчитывать только на собственные силы.
Говоря это, Люси чувствовала, какая непримиримая борьба происходит в ее душе. Она по-прежнему с большой нежностью относилась к нему, возможно, даже любила его, но при этом хотела оставаться независимой. Она желала быть с ним, делить с ним все, что свойственно разделять любовникам, и все-таки оберегала ту часть себя, которую с таким трудом создавала все эти годы. Она верила в свою самостоятельность, знала, что может положиться на себя. Всегда и во всем.
Не взглянув на него, Люси открыла дверцу и вышла из машины. Медленным шагом она направилась к своей машине. Падавшие на лицо холодные капли дождя смешивались с горячими слезами, бежавшими по ее щекам.
В следующую субботу Люси поехала в магазин стройматериалов и купила несколько банок бежевой краски и все необходимое для покраски комнаты. Приехав домой, она стала выгружать из машины свои покупки, а мать наблюдала за ней, держа на руках Чемпа. Щенок был, как маленький ребенок, который постоянно требовал к себе внимания. Он отказался спать в коробке, которую Лоретта приготовила ему, предпочтя кровать Келли.
— Что ты собираешься красить? — спросила Лоретта.
— Гостиную и прихожую.
— Да, не мешает их обновить, — заметила Лоретта. — Я уж и не помню, когда в последний раз их красили. С удовольствием помогу тебе, если смогу хоть на пять минут освободить руки от этой крохи.
— Спасибо. Твоя помощь будет очень кстати. Где Келли?
— Заезжал Скотт узнать, не хочет ли она поехать с ним и Джефом в кино, я подумала, что ты не будешь возражать, и отпустила ее. Они вернутся к шести часам.
Люси удовлетворенно кивнула.
— Прекрасно, — сказала она, благодарная Скотту за то, что их разногласия не мешают ему проводить время с Келли. — Ты не поможешь мне прикрыть мебель какими-нибудь старыми тряпками?
— Подожди, может быть, я смогу сначала уговорить Чемпа поспать.
Лоретта ушла в спальню Люси и Келли. Через несколько минут она вернулась и приложила палец к губам.
— Он свернулся клубочком на подушке Келли и сразу уснул, — сказала она.
Люси с грустью покачала головой.
— Как ты не понимаешь, что вы с Келли растите из него неженку.
— Он же как малый ребенок, — покачала головой Лоретта.
— Чемп — собака. И незачем тебе и Келли вскакивать по ночам, чтобы напоить его теплым молоком.
— Ну что в этом такого? Желудочек у него такой маленький, Люси. Много он съесть не может, поэтому-то бедняжка и просыпается по ночам от голода.
Люси тяжело вздохнула. На днях она зашла в кухню и увидела, что Чемп сидел на куче подушечек у стола и его кормили с ложечки.
— Неженка, — повторила она. — Вы точно вырастите из него избалованного пса.
Лоретта фыркнула.
— Кто бы говорил. Я сама видела, как ты подмешивала овсяную кашу в его сухой корм.
Добродушно обмениваясь репликами, они прикрыли мебель тряпками и клеенкой. Боясь разбудить Чемпа, Люси на цыпочках зашла в спальню, переоделась в старые джинсы и рубаху, а затем стала застилать пол газетами, чтобы не испачкать краской. Наконец она открыла банку с краской и тщательно перемешала ее содержимое.
Через несколько минут женщины принялись за дело. Работа у них спорилась: Люси красила валиком, а Лоретта докрашивала углы кистью. Мать включила радио на небольшую громкость, чтобы веселее работалось под музыку, и они, тихонько напевая и болтая, проворно продолжали красить.
Лоретта поведала ей слухи, которые распространялись на заводе: кто с кем не ладит, кто получил повышение по службе, у кого с кем роман. Люси рассказала несколько забавных историй из жизни санатория, в том числе и случай, когда в постели одной из пациенток застали мужчину, тоже пациента.
— Самое забавное, что он импотент, — сказала она.
Сделав небольшой перерыв, чтобы выпить по чашечке кофе, они продолжили работу, не обращая внимания на то, как бежит время.