— Потому что смерть этих людей была удобна правительству?
— Не только. Еще и потому, что привела к подкупу важных чинов французской армии и флота, — ответил Тобиас и, поколебавшись, добавил:
— Я часто задавался вопросом, уж не приобрел ли Закери вкус к убийствам во время своей шпионской деятельности.
— Но что случилось после первого поражения Наполеона?
— Закери снова вернулся к карточным столам и, похоже, оказался довольно удачлив в игре. Наши пути разошлись. Иногда мы встречались в клубах, но по большей части виделись редко.
— Именно тогда до тебя и дошли слухи о таинственных смертях в высшем обществе?
— Да… по-моему, именно так. Но должен признать, что очередная кончина престарелого лорда или богатой вдовы не вызывала ни любопытства, ни интереса, как во мне, так и в ком-то еще. Я был занят своими делами и воспитанием Энтони, и для праздных размышлений оставалось мало времени. Но тут Наполеон сбежал с острова Эльба, и снова началась война.
— И Крекенберн вновь призвал тебя на службу, — кивнула Лавиния.
— Меня и Закери. Только на этот раз не я был старшим над ним. Мы стали чем-то вроде коллег, равных по положению, и обменивались информацией. Но не работали вместе.
— А когда ты стал его подозревать?
— За несколько месяцев, прошедших после битвы под Ватерлоо, произошел ряд непонятных самоубийств и несчастных случаев, о которых я уже упоминал. Как раз в этот момент я и решил заняться частным сыском и подметил кое-какие одинаковые детали во всех этих случаях. Я имею в виду кольца, — медленно, словно нехотя протянул Тобиас.
— И ниточка постепенно привела к Закери Элланду, — заключила Лавиния.
— Да. В процессе расследования я показал кольца Крекенберну. Он припомнил старые слухи о профессиональном убийце, который когда-то пользовался подобной визитной карточкой. И кличка у него была Мементо Мори. Говорили, что ни один из тех, кто узнал его истинную сущность, не дожил до следующего утра. Элланд, очевидно, тоже слышал эти истории и решил воспользоваться легендой.
— Тобиас, послушай, решение Элланда стать профессиональным убийцей не имеет ничего общего с той работой, что он делал для тебя.
— В сейфе, где я обнаружил кольца и дневник, была еще и адресованная мне записка. Там говорилось, что если я нашел ее, значит, выиграл. Он поздравлял меня с победой так, будто я обыграл его в шахматы! — вырвалось у Тобиаса.
— Подобная бесчеловечность просто непостижима.
— Далее он уведомлял меня, что я его достойный противник. Последняя строчка письма гласила: «Больше всего мне будет не хватать азарта охоты».
— Он в самом деле чудовище! — ахнула Лавиния.
— Должен сказать, что временами я вполне понимаю его страсть к охоте, — тихо признался он.
— Тобиас!
— Знаешь, я испытываю весьма сильные ощущения, когда сознаю, что уловил запах добычи. И невозможно отрицать, что в этом есть некое темное, щекочущее нервы возбуждение. — Он вскинул голову. В дрожащем огоньке свечи его глаза сверкали, как у кровожадного ночного хищника. — Когда-то Элланд сказал мне, что у нас много общего, и, возможно, был прав.
— Немедленно прекрати! — крикнула Лавиния, свирепо стиснув руку Тобиаса. — И не смей даже намекать, что вы с Элландом в чем-то схожи! Одно дело — получать удовлетворение от охоты: в твоей природе искать ответы и заботиться о торжестве справедливости! И совсем другое — находить удовольствие в смерти! Мы оба знаем, что ты никогда не смог бы пойти на такое!
— Иногда, во мраке ночи, я задаюсь вопросом, так ли уж велика разница между мной и Элландом…
— Проклятие, Тобиас, я не желаю слышать этот вздор!
Тобиас невесело усмехнулся.
— Да, миссис Лейк.
— Я никогда не видела вашего старого знакомого, но могу заверить, что вы с Элландом различны, как ночь и день.
— Вы уверены, мадам? — спросил он слишком мягко.
— Абсолютно. Как тебе известно, у меня чрезвычайно развита интуиция. — Ей хотелось хорошенько встряхнуть его, вывести из этого состояния. — Ты не убийца, Тобиас Марч.
Тобиас не сказал ни слова. Только взгляд оставался неприятно сосредоточенным. И тут Лавиния запоздало вспомнила о последнем случае, которому в своих записях дала название «Дело безумного месмериста». Вспомнила и неловко откашлялась.
— Ну… может, за эти годы и произошли один-два инцидента, но ты сам понимаешь, что все это несчастная случайность, не более.
— Случайность, — бесстрастно повторил Тобиас.
— Ну, не совсем, — поспешно поправилась она. — Вернее, акты отчаянной храбрости, направленные на то, чтобы спасти чьи-то жизни вроде моей собственной. Это никак нельзя назвать хладнокровным убийством! Неужели не видишь разницы, Тобиас?! — Она перевела дыхание и покачала головой:
— Но довольно об этом. Лучше расскажи, при чем здесь Аспазия?
— Аспазия? — нахмурился Тобиас. — Разве я не объяснил?
— Нет, сэр, не удосужились.
— Она была любовницей Закери.
— Элланда? Понимаю. Это многое объясняет.
— Они встретились весной, еще до Ватерлоо. Аспазия воспылала безумной страстью к Элланду, и он, казалось, отвечал ей тем же. Они собирались пожениться. Летом Закери вновь стал работать на правительство и тогда же использовал связи Аспазии в обществе, чтобы получить доступ к богатым людям. Мы считаем, что это помогло ему не только собирать сведения, но и приобрести выгодных клиентов.
— Господи Боже!
— Как-то вечером Аспазия случайно узнала правду о настоящей профессии Закери и в ужасе сбежала от него. Я часто гадал, какова была истинная причина его самоубийства: угроза разоблачения или потеря любимой женщины.
— Мне трудно поверить в то, что убийца может быть таким чувствительным, — пробормотала Лавиния.
— Как ни странно это звучит, но в натуре Элланда присутствовали одновременно драматизм и романтизм. Он напоминал мне художника или поэта, жаждущего любых впечатлений, которые могли бы привести его к высочайшему пику ощущений и эмоций.
— Невзирая на цену, которую приходится платить?
— Цена его никогда не интересовала. Он жил ради все новых вершин азарта.
— А что сделала Аспазия, узнав о смерти любовника? — вырвалось у Лавинии.
— Ужасно расстроилась. Была вне себя от горя. Я никогда раньше не видел ее в таком состоянии. Элланд был единственным, кого она по-настоящему любила. И была безутешна, не только потому, что он покончил с собой.
— Наверное, ее ранило то, что эта любовь застлала ей глаза и не позволила увидеть его истинную природу.
— Именно. Аспазия, как ты уже поняла, — женщина светская. Она считала себя слишком умной и проницательной, чтобы обмануться в делах любви. Обман Закери потряс ее до глубины души.
Лавиния твердила себе, что просто обязана испытывать хоть немного сочувствия к Аспазии. Но каждый раз, думая об этом, представляла эту женщину, обнимающую Тобиаса, и никак не могла найти в сердце хотя бы немного жалости.
Тем не менее приходилось признать, что любая женщина, даже Клеопатра, потеряла бы голову, обнаружив, что ее любовник — наемный убийца, находивший злобное удовлетворение в своей деятельности да к тому же помечавший каждое преступление своим личным знаком!
— Насколько я поняла, ты считаешь себя ответственным за происходящее, — сказала она наконец. — А миссис Грей, вне всякого сомнения, играет на твоих чувствах. Так это она винит тебя за то, что Элланд пустился по дурной дорожке и плохо кончил?
— Она не сказала прямо, но подозреваю, что так оно и есть, — буркнул Тобиас.
— Чепуха! — вновь отрезала она. — Абсолютная чепуха.
— Думаю, она тоже терзается угрызениями совести, потому что помогла ему войти в общество и тем самым способствовала преступлениям.
— Какая печальная история, — вздохнула Лавиния.
Тобиас разжал руку, позволяя свету упасть на крошечный череп и скрещенные кости.
— И теперь, похоже, кому-то понадобилось рассказать ее с самого начала.