Ну и кабинетище. Скорее поле для игры в крикет, усмехнулась Элизабет. Пустое кресло у столь же огромного письменного стола озадачило ее. Где он, черт побери? Что за игры?
Наконец она заметила Филиппа. Одетый в темные брюки и белую рубашку, он сидел на террасе за небольшим столиком, накрытым для ланча, и разговаривал по телефону, расположившись спиной ко входу.
Что ж, если он думает сбить ее с толку, то глубоко заблуждается. Элизабет преспокойно переступила порог, вышла на террасу, занимавшую часть крыши здания, где обосновалась фирма Филиппа. Отсюда открывался потрясающий вид на центр Лондона, Темзу и памятник Нельсону на Трафальгарской площади.
В данный момент Элизабет волновал не великий флотоводец, а гораздо более скромный англичанин. Она обошла столик кругом и демонстративно уставилась на Филиппа. Тот же продолжал говорить по телефону, не обращая на нее внимания.
— Твоя секретарша сказала, ты готов принять меня. Как любезно с твоей стороны.
От слов Элизабет веяло арктическим холодом, колючий взгляд буравил. Неужели он считает, она вечность будет торчать тут по его милости?.. Так пусть не заблуждается, ей удастся поставить его на место.
Неторопливо повернувшись, Филипп косо глянул на Элизабет. Их глаза встретились. Не мигая, он выдержал ее острый, как клинок шпаги, взгляд и спокойно продолжил телефонный разговор. Наконец попрощался, по-прежнему не сводя с Элизабет глаз, небрежно положил трубку.
— Привет, Элизабет, — сказал он, одарив ее не очень веселой улыбкой.
На какую-то долю секунды Элизабет утратила самообладание. Она и представить не могла, что волна любви и боли может вдруг охватить ее. Словно неведомая сила объяла, перенеся на шесть лет назад, когда ей было двадцать, и всю ее переполняло счастье, пока она… вернее, пока он… точнее, пока они… не расстались.
Худое, четко вылепленное лицо Филиппа почти не изменилось. Все тот же крупный нос, жестко очерченные скулы, волевой подбородок. Пожалуй, только возмужал. А вот глаза, темно-синие, как северное ночное небо, прежние — умные и цепкие, выдающие безграничное честолюбие и подспудный темперамент. Такой взгляд нелегко было выдержать, не моргая.
— Привет. Как я рада, что ты нашел время поговорить. — В голосе Элизабет звучало небрежение, даже насмешка.
Элизабет стерпела, быстро овладела собой. С их последней встречи прошло столько лет, она не собиралась уступать его силе. Однажды Элизабет уже поддалась, последствия чего оказались плачевны и чуть не привели к полному краху. К счастью, она не позволила загубить свою жизнь. В конце концов ее спасли собственное благоразумие и сила воли. Она не переставала благодарить небо за счастливое избавление.
— Привет. Как я рада, что ты нашел время поговорить. — В голосе Элизабет звучало небрежение, даже насмешка.
— Разве я мог лишить себя такого удовольствия, если представилась возможность? — Филипп оглядел девушку с головы до ног. — Встреча с тобой скрасила бы день кому угодно…
Элизабет сразу уловила иронию, буквально сочившуюся из его слов. Она прекрасно поняла намек. Однажды Филипп назвал ее бесчувственной стервой и, судя по всему, не собирался менять свое мнение. Ее это не удивило, не один он так думал. В глазах многих мужчин, которым не довелось узнать ее поближе, Элизабет была холодной деловой особой, превыше всего ставящей карьеру и презирающей какие бы то ни было интимные отношения. Из-за чего вначале она, правда, расстраивалась, но постепенно научилась просто не замечать. Теперь же Элизабет намеренно поддерживала такой имидж, ибо он и на самом деле целиком соответствовал ее образу жизни.
— Если тебе нужно скрасить скуку, могу посоветовать подыскать другую кандидатуру, желающие, надеюсь, как всегда, найдутся…
Уколы Филиппа были ей безразличны, она лишь слегка приподняла бровь:
— Если тебе нужно скрасить скуку, могу посоветовать подыскать другую кандидатуру, желающие, надеюсь, как всегда, найдутся…
Элизабет почувствовала, что переборщила. И дабы не получить сдачи, подчеркнуто сухо продолжила, опередив Филиппа:
— Насколько я понимаю, мы оба тут по делу.
— Можешь не волноваться. Ничего другого я и в голове не держал. — Филипп рассмеялся. — Дела, моя дорогая, единственное, что у тебя получается.
— Благодарю. Ты прав. Они идут хорошо. Чтобы позлить Филиппа, Элизабет ловко превратила насмешку в комплимент. Она, конечно, про себя отметила, как он сказал «моя дорогая». Ей даже почудилась в этом нежность, и сердце ее чуть дрогнуло. Но она тут же взяла себя в руки. Пусть Филипп говорит как угодно, она не доставит ему удовольствия видеть, будто ласковые слова могут хоть на миг тронуть ее.