Маккензи спросил:
— Ты можешь дать мне его видеоизображение?
— Только не внешними камерами. Я могу это сделать, но мне потребуются камеры правого борта. Подожди…
Он услышал, как она отстегнулась. Было слишком поздно, чтобы остановить ее, и Маккензи рассердился сам на себя. Если что-нибудь сейчас случится, у него уйдет слишком много времени, чтобы прийти к ней на помощь. Он не мог отделаться от мысли, что ситуация играла на руку рашадианцам. Он чувствовал, как тяжело билось сердце в груди, и пытался считать его удары, чтобы сохранить спокойствие.
Наконец он услышал, что она вернулась.
— Браво? Это Кайло. Приготовься принять видеорепортаж о рашадианце.
Главный дисплей Маккензи вспыхнул, и изображение рашадианского корабля сменилось сценой, которую она описывала. Светла ничего не преувеличила в своем отчете. Лицо рашадианца застыло в крике ужаса, будто последний миг его жизни был увековечен расплавленным металлом. Его рука, или то, что когда-то было ею, сочилось пурпурным желе из рукава боевого комбинезона. Теперь Маккензи понял реакцию Светлы. Зрелище было ужасным.
— Шейла, ты передаешь это? — спросил он.
— Да, Мак. Гиперпространственным передатчиком, синхронно.
— Хорошо, — сказал он, хотя думал совсем по-другому.
Ему было жаль Светлу. Все происходящее сейчас будет записано на Красном Утесе, где все эти бюрократы-наблюдатели, получающие кучу денег, будут издеваться над ее минутным страхом.
— Кайло, это Браво. Прекратите передачу. Достаточно.
Светла отключила внутреннюю камеру, и на экранах мониторов вновь появился черный корпус рашадианского корабля.
— Как ты думаешь, что с ним случилось? — спросила она.
— Наши предположения совпадают, — отозвался он.
— Мне это совсем не нравится! Это что-то новое. И мы не имеем ни малейшего представления, с чем имеем дело.
Маккензи тоже совсем не нравилось все происходящее, но они ничего не могли поделать с этим.
— Продолжай осмотр, Кайло. У нас нет причин для задержки. Это все может быть частью одной ловушки, — сказал он ей.
— Спасибо, Маккензи. Это как раз то, что мне сейчас нужно.
Он подавил острое желание сказать ей, что ему было наплевать, что ей, собственно, было нужно, вместо этого предпочел сменить тему. Используя его имя во время радиопередач, она нарушала режим секретности.
— Кайло, это Браво. Пожалуйста, следуйте правилам радиопередач, в противном случае вы будете подвергнуты дисциплинарному взысканию.
— К черту, Маккензи! Это все, на что ты способен! — прошипела она. — Надеюсь, ты не забудешь об этом, пока я здесь все для тебя не разузнаю.
Ее корабль начал немедленно двигаться. Он скользнул за грузовой корабль, и Маккензи отметил, что она выполняла вертикальный подъем с превышением скорости. Но сейчас он не стал обращать на это внимание. Когда она появилась вновь, с ярко сияющими огнями, он облегченно вздохнул.
— Шейла, что ты узнала насчет того рашадианца? — спросил он.
— Исходя из цвета лица, а также разложения лимфатической ткани, я бы предположила действие вируса на энзимной основе. Желеобразное состояние сходно с симптомами, которые вызывал один химический реагент, разработанный еще до того, как Гегемония запретила исследования в этой области. Это был стандартный вирус Х-2-А-3, который создавал питательную среду для большинства токсичных мутантов. Существовало множество его вариаций.
— Как они распространялись: воздушным путем или существовали еще какие-то способы?
— Распространение достигалось и через воздух, и путем простого введения, но в данном случае я не могу утверждать, что это работа вируса. Однако все симптомы совпадают с симптомами, вызываемыми вирусом типа Х-2-А-3.
— Да, я понял, — мрачно сказал Маккензи.
— Но если это вирус, продолжает ли он быть опасным? Ведь все системы корабля отключены.
— Многие вирусы сохраняют активность и в безвоздушном пространстве. Поэтому их и стали использовать как космическое оружие. Иногда они подвержены температурным колебаниям. По данным моих датчиков, температура на «Утопии» находится на уровне 410 градусов по Кельвину, плюс-минус десять градусов. Это не влияет на вирусы группы Х-2-А-3.