Она явно выходила за границы уставного общения, но он чувствовал, что ею двигала тревога… и раздражение. Очевидно, Светла считала, что он руководствовался желанием в очередной раз поиграть со смертью. Но она ошибалась. Он преследовал совершенно другие цели. Он понял, что играть со смертью можно было только во имя достижения другой цели, а именно ради спасения жизни и только в том случае, когда не было другого выхода.
— Позвольте вам напомнить, что я все же являюсь Военным Губернатором Красного Утеса и наделен широкими полномочиями. Я намерен воспользоваться предоставленной мне властью.
— При чем здесь политическая власть? — спросила она. — Рашадианцы понимают единственную силу — силу оружия. Благодарение Господу, что у нас есть твои пистолеты. Если рашадианцы используют роботов, мы применим огонь пистолетов.
Он нежно смотрел несколько минут на ее изображение на экране, потом ответил:
— Кайло, не все можно решить силой. По-моему, настало время прибегнуть к переговорам.
На лице Светлы застыло странное выражение раздражения и смущения, когда его слова достигли ее.
Истребитель запредельник «Браво» воссоединился с Группой Эхо за девяносто секунд до того момента, как корабли рашадианцев пересекли линию огня. Маккензи распределил корабли Группы в форме ромба, вершину которого венчал его корабль. Он приказал приступить к маневру максимального торможения. Эта тактика застигла нападавших врасплох, и их флотилия пронеслась мимо, сделав только два выстрела по истребителю Хара Мона фотонными торпедами, которые без труда были уничтожены защитными полями.
Когда корабли рашадианцев пролетали мимо, Маккензи приказал Шейле установить открытый канал радиосвязи на широком диапазоне и начал передавать:
«Командующему Рашадианскими силами. Говорит Ян С. Маккензи, Военный Губернатор Красного Утеса. Я уполномочен Президентом Исполнительного Комитета Конкордата обсудить с вами условия прекращения огня с целью заключения перемирия. Принимая во внимание дипломатический характер моей миссии, прошу Вас прекратить атаку».
Корабли рашадианцев изогнулись дугой, заняв исходное положение для нового нападения. Но Маккензи повторил свое послание.
В последовавшие за этим несколько бесконечных секунд корабли противника продолжали двигаться со все увеличивающейся скоростью, и Маккензи приготовился отдать приказ об использовании бомбового удара, в результате которого корабли его группы должны были выстроиться широкой петлей и лишь затем занять боевую позицию. Но неожиданно флотилия рашадианских кораблей отклонилась вправо и начала делать кругообразные движения.
На видеоэкране Маккензи несколько мгновений метались беспорядочные полосы, потом постепенно на нем вырисовалось и обрело очертания изображение рашадианского лица.
— А, так вы и есть знаменитый Ян Маккензи? — неожиданно скрипучим голосом заговорило изображение. — Теперь к тому же еще и Военный Губернатор Конкордата. И как оно, интересно, будет выглядеть, если мы захватим вас в плен живьем, а потом будем диктовать вашим свои условия?
Из-под свисающих усов рашадианца появилась садистская усмешка, но Шейла сумела тем временем подключиться к его волне и теперь перехватывала показания его системы жизнеобеспечения. Маккензи украдкой взглянул на них. Они свидетельствовали, что рашадианца переполняли сложные чувства, что было явным противоречием с показной невозмутимостью.
— К чему продолжать этот бесконечный спор, когда есть возможность решить его миром? — ответил ему Маккензи.
— Как может воин так легко обрести мир?
— Но разве доблесть воина основывается на количестве убитых им, а не на благосостоянии общества, им завоеванного?
Рашадианец засмеялся в ответ.
— Ха-ха, Маккензи! Как мудро звучат твои слова. Но мне говорили, что на станции «Пегас» ты предпочитал молчать. Неужели ты поумнел с годами… или твоя неожиданная мудрость рождена твоей слабостью?
— Какое это может иметь теперь значение, если я предлагаю настоящий мир?
Рашадианец ничего не ответил. Он посмотрел влево, словно прислушиваясь к кому-то. Потом его изображение пропало. Видеоэкран снова замигал, а потом на нем возникло другое лицо. Маккензи смотрел на изображение неверящими глазами.
— Пьета Ван Сандер? — прошептал он одними губами.
— Да, Маккензи. Ну, вот мы и снова встретились. Позвольте мне признаться, что, за исключением довольно утомительного представления перед трибуналом на Красном Утесе, вы всегда оказывали мне исключительно радушный прием…