Несколько секунд Маккензи сидел неподвижно. Шейла застала его врасплох. Хотя здравый смысл подсказывал ему, что создание очертаний человеческого существа было вполне логичным продолжением процесса ее развития, другая половина его сознания била тревогу. Ее лицо было невыразимо прекрасным.
«Боже мой! — подумал он. Но как она могла появиться на голографе? А если она осуществила материализацию голографического изображения? Неужели она способна принять материальные формы, которые могут быть ощутимы?» От этой мысли мороз пробежал по коже, но в то же время это было чрезвычайно интересно. Он даже подумал, что его назначение как человека в этом мире было полностью выполнено в тот момент, когда он позволил Шейле продолжить развитие.
Эпилог
Маккензи полулежал на кушетке, витая где-то посреди сна и яви, когда вдруг раздался голос Инайю:
— Сэр, в саду вас ожидает делегация фермеров Гидропонной Ассоциации. Если вы не забыли, вы должны вручить награды за достижения в области сельского хозяйства ее молодежному крылу.
— О, да. А я совершенно об этом забыл. Спасибо, Инайю, — сонным голосом проговорил Маккензи.
— Всегда к вашим услугам, Маккензи-сан.
Он встал и положил на стол книгу, которую вот уже некоторое время безуспешно пытался одолеть. Потом он направился к выходу в сад. На ходу он вспомнил, как стоял здесь, ожидая появления Сируса Магнума. Казалось, с того момента прошла вечность.
Он отворил двери и вышел.
Вид сада всегда наполнял его сознание покоем и умиротворенностью. Чередование света и тени, мелькавшие в причудливой игре перед глазами, когда он шел по усыпанной гравием дорожке, напомнило ему о роще мангалам в лагере и о Светле. Он знал, что в самом ближайшем времени ему придется принять решение об их будущем, и это решение должно было устроить их обоих.
Он отказался отозвать ее и отстранить от командования, когда начал производить расстановку кораблей во флотилии. А потом, спустя две недели, ему пришло по электронной почте письмо. Инайю вложила его в папку с поступившей корреспонденцией, не сказав ни слова.
Он остановился под гигантской пальмой и вынул из кармана конверт. Оно было страшно потрепанным, и поэтому он бережно развернул его, стараясь не порвать, и, наверное в двадцатый раз, прочел от начала до конца.
Я безмерно счастлива, что ты находишь деятельность вверенного мне звена эффективной и даже счел возможным оставить нас здесь, чтобы защищать интересы Конкордата. С другой стороны, было бы нечестным скрывать от тебя, как мне тебя не хватает, временами почти невыносимо быть от тебя вдалеке.
Много раз я хотела обратиться к тебе по гиперпространственной связи, но всякий раз говорила себе, что ты очень занят и у тебя куча всяких обязанностей. Мы внимательно наблюдаем за всеми твоими выступлениями, и я должна сказать, что ты научился ораторствовать. От военного героя до государственного мужа, если быть точнее.
Я так горжусь тобой, как, впрочем, любой из нас в Полетном Корпусе, особенно все запредельники. Если тебе интересно, что я думаю по этому поводу, то скажу лишь, что поражаюсь скорости распространения информации в Корпусе. Таким образом, позволь мне перейти к делу.
Я признаю, что испытывала некоторые сомнения по поводу моих способностей справиться с новым назначением, когда прибыла сюда, но сейчас я уже привыкла, что на меня возложена большая ответственность. Но все-таки события здесь имеют совершенно другое значение, чем в масштабах наших маленьких кораблей. Проблем множество, и люди не перестают требовать, чтобы их разрешили. Меня дергают днем и ночью, и порой я чувствую себя настолько измученной, что с трудом выползаю из постели. Но я со всей решимостью погружаюсь в поток стоящих передо мной задач, как и подобает запредельнику, стараясь вести себя так, чтобы не подводить тебя, раз уж всем известно, что ты мой наставник, как говорят.
Я никогда не смогу забыть, что мы пережили вместе. Я каждый день воскрешаю в памяти эти мгновения, и это наполняет меня чувством глубокого сожаления, что мы так и не смогли найти приемлемого для нас обоих решения. Меня можно в этом винить, и я готова нести ответственность за случившееся.
Я сумею понять, если ты не будешь относиться ко мне по-прежнему, когда я вернусь. Но я всегда буду хранить в сердце память о тебе, Мак. Теперь-то я это точно знаю.
Больше всего на свете я боюсь, что настанет день, когда я увижу тебя в объятиях другой женщины. Совершенно уверена, что тысячи женщин на Красном Утесе пойдут на любые ухищрения, лишь бы заполучить тебя. Не думаю, что смогу вынести такую мысль долго, даже зная, что некого винить в этом, кроме себя самой.