На третий день гадкий цыпленок пропал.
Отыскался он весьма забавно – тогда, когда мы заметили, что Маркиз наотрез отказывается заходить в свою будку. «Никак, домовой там завелся», – пошутила бабушка. Мы с Юркой, слегка подрагивая от страха, заглянули в конуру и обнаружили там нашего гадкого цыпленка! Изловить мы его не смогли – такой верткий! Только заноз нахватали, а он остался жить там. Маркиз поселился на улице. Каждый раз, когда я проходил мимо и видел его, сиротливо свернувшегося возле будки, стыдил: «Здоровый псина, а выгнать какую-то мелкую заразу не можешь!» На что Маркиз лишь жалобно скулил и прятал нос в лапы.
Гадкий цыпленок почти не высовывался из собачьей конуры, и постепенно мы забыли о нем. Даже Юркин интерес поутих. Неделю-другую нас занимали более важные вещи: купание в озере, лесные ягоды, домик на дереве, в общем, все то, что так редко доступно простым городским мальчишкам. Поздними вечерами, когда бабушка уже спала, мы тихонько, вползвука, смотрели телевизор – обычно страшные фильмы, которые в деревне казались еще страшнее. И вот во время такого привычного просмотра Юрка вдруг застыл, округлив глаза. Они у него и так большие, а в тот момент и вовсе превратились в два блюдца.
– Ага, испугался! – толкнул я его локтем. Но брат ткнул дрожащим пальцем не в экран, а в окно за ним.
А там, в нашем дворе, полыхал приличных размеров костер! Мы выскочили – горела будка Маркиза. Сам пес почему-то не лаял, а лишь жалобно поскуливал в сторонке.
– Колодец, быстро! – скомандовал я. Ведро-другое, и мы погасили пожар. Хорошо, что Маркизова будка стояла отдельно, посередке двора, и огонь не перекинулся ни на что другое.
– Цыпленок! – вдруг заплакал Юрка. – Мой цыпленок! Он ведь все время там сидел… Он сгорел!
– Да погоди, – стал утешать его я. – Он дурак, что ли, сгорать? Убежал он, чудик твой!
– Ку-уда-а он мо-ог… – начал было всхлипывать брат и вдруг умолк. Потому что прямо из еще дымящейся будки выскочил комочек, весь в саже, и побежал, хлопая крыльями, к родному курятнику.
– Цыпленок! – закричал Юрка. – Живой!
Мы кинулись за ним и ворвались в курятник, порядком распугав сонных кур. Цыпленок метался туда-сюда с хрипением, чем-то напоминающим рык. Наконец, нам удалось загнать его в угол…
Юркины глаза-блюдца превратились в миски. А моя челюсть упала и точно укатилась бы куда-то, если бы не была прочно прикручена к голове.
То, что мы с самого начала приняли за уродливый клюв, оказалось на деле маленькой пастью с довольно острыми зубками. А навозная корка при ближайшем рассмотрении превратилась в чешую. И крылья, с ноготь длиной, пока не окрепшие, – но не как у птицы, а как, скорее, у летучей мыши…
В общем, это был вовсе не гадкий цыпленок. Это был крошечный дракон.
Ко мне, как к старшему по возрасту, первому пришел дар речи.
– Этого н-не м-может быть, – выдавил я.
– Так ты видишь то же самое? – прошептал брат.
Нет, давайте еще раз. Чуть заостренная мордочка – теперь на ней были видны ноздри размером с булавочную головку, из которых тоненькой струйкой шел дым. Передние лапки прижаты, оттого мы их раньше не замечали. Хвост… он раньше не был таким длинным, там появились зеленые шипы, точь-в-точь елочные иголки.
Глаза не обманывали. Дракон!
– Не может быть, – еще раз повторил я.
Дракончик сел в углу и сердито засопел, поглядывая на нас желтыми глазками. Его раздражение и досада были такими очевидными, словно он хотел сказать: «Ну что ж вы, люди, жить мешаете!» А потом он… чихнул. Просто чихнул, сплевывая при этом сажу.
– Что будем делать? – шепнул Юрка.
– Давай… покараулим, – это первое, что пришло мне в голову. – Ловить пока не надо, а то с перепугу подпалит весь курятник. Здесь подождем, в дверях, пока не заснет. А заснет, мы его – цап! – и в банку.
Брат молча кивнул, и мы сели у самых дверей, чтобы наше маленькое чудовище не выскочило во двор. Дракончик немного потоптался в углу и направился к одной из несушек. Мы невольно напряглись: съест! (Пусть курица и больше его в пять раз, но это же дракон!) Однако дракончик, как настоящий цыпленок, уткнулся в ее пестрый бок, а курица заботливо прижала его к себе крылом.
– Вот досада, – поморщился Юрка. – Нам оттуда его незаметно не достать.
– Тсс, подождем, – шикнул я.
Так мы просидели где-то час – тихо, почти неподвижно, прислонившись к дощатой стенке. Не очень-то легко это было: августовские ночи довольно прохладны, а сон, который мы упорно старались игнорировать, словно подвесил к нашим векам по маленькому грузику. Но стоило мне перевести взгляд на спящую мордочку дракона, виднеющуюся из-под куриного крыла, как я тут же вспоминал, зачем мы здесь. И сон тут же улетучивался.