— Ага, — сказал я, — наверное. Кстати, покажи запястье.
Он ненадолго задумался, потом закатал левый рукав.
— Другую. Не забыл?
Он показал мне правую руку: кожа — идеальная, ни следа шрама, который мог остаться только у Первого.
— Доволен? — Он немного расслабился. Я, наверное, тоже.
— Возможно, ты говоришь правду, — сказал я. — Но что это меняет?
— План был хорош. Старик на теме власти совсем сбрендил. Мне эта часть его личности не досталась.
— Так ты перенял у него эстафету, — сказал я. — Ничего не изменилось.
— Мир, который он построил, в один день не изменишь. Нужно время. Попытайся я изменить все разом, разразится хаос.
— У меня чувство, что положение дел только ухудшилось.
— Неудивительно, что тебя не в ту степь понесло, раз ты не с теми связался.
— Не с теми? Это с кем?
— Коротышка Джесс. Я думал, ты знаешь... Фрейзер — его дед.
— Я, похоже, многого не знаю, — признался я. — Возможно, когда настал мой черед, механический промыватель мозгов схалтурил. Может, расскажешь мне все с самого начала?
Лицо его стало жестче. Он посмотрел на меня и одновременно вдаль, в прошлое.
— Первую часть истории я помню очень хорошо, словно все происходило именно со мной. Фрейзер постарался, составляя пленки для промывателя. Они содержат подробные детали событий. Такое чувство, будто вчера все произошло...
Утро началось как обычно. Я позавтракал с Мэрион на террасе, затем отправился на завод. Там некоторое время мы с Фрейзером обсуждали налоги, после спустились в подвальное крыло — проверить, как идут дела. Мы собирали большой экспериментальный агрегат, он должен был принести баснословные барыши. Мы бы на годы опередили конкурентов.
Случилось все в половине одиннадцатого. Мэрион поехала в город за покупками. И взяла ребенка с собой. Остановилась у обочины, чтобы нарвать мне цветов, белых маргариток, первых в том году. Их всегда было много у пруда...
Когда они приехали в контору, меня в кабинете не было. Какой-то болван подсказал им, что я внизу. И они пошли меня искать.
Мы с Фрейзером стояли у криокапсулы, наблюдая, как Брауни прилаживает лист металла к обшивке. Крепление, видимо, сдало, и лист толщиной в полтора сантиметра упал с подъемника, перерубив провод сварочного аппарата. Полетели искры, повалил дым — мои девочки шли прямиком в пекло.
Я ринулся им навстречу, замахал руками, закричал, чтобы не приближались. Дочь увидела, что я ей машу, и Мэрион не успела ее задержать — малышка вошла в прямо в дым и стала задыхаться. Я снова закричал, веля ей уходить. Она меня услышала, обернулась и наступила на край пластины, а та была под напряжением.
Я первым бросился к дочке. Подхватил ее, закричал остальным, чтобы вызвали заводского медика, а этот баран, оказалось, уехал в гольф играть. Рядом не было никого, кто бы мог помочь. Дочка не дышала, сердце не билось. Я знал, через пять минут мозг умрет...
Тогда я сделал единственное, что оставалось. У нас уже работала холодильная капсула на жидком азоте. Я отнес дочь туда и велел Фрейзеру открыть крышку вверху приемной камеры. Он принялся спорить, и я его ударил. Они там все решили, что я спятил. Тогда я сам открыл крышку и вернулся за дочкой. Мэрион держала ее на руках, не желая отпускать. Пришлось отнять ребенка силой. Я отнес дочь к капсуле, сделал укол, завернул и опустил в камеру, закрыл и врубил ток. Окошко покрылось изморозью. Не прошло и минуты, как все закончилось. Я вернулся к остальным. Они схватились за оружие, откуда-то полицейского привели. Я мог бы их всех голыми руками в лоскуты порвать, но понимал: сейчас ошибки недопустимы. Моя дочь лежала в капсуле, замороженная при шести градусах по шкале Кельвина. Однако все пропало бы, не сумей я убедить остальных, что отдаю себе полный отчет.
Я поговорил с ними. Стараясь сохранять спокойствие, объяснил: малышка умерла, и мои действия не сделали ее мертвее. Если ее не трогать, она лишь останется в прежнем своем состоянии. Пострадала она до заморозки, а выяснить, как ей помочь, дело — врачей. И пусть до тех пор она остается в капсуле.
Фрейзер первым все понял и занял мою сторону. Он был без ума был от малышки. Он всех успокоил и вывел копов с предприятия, потом вызвал кучу яйцеголовых из клиники Мейо, а я отправился домой и за неделю уничтожил годовой запас спиртного. Мэрион куда-то запропастилась. Поговаривали, будто я ее крепко поколотил. Впрочем, я думал не о жене, о ребенке.