Невысокий и жилистый, он был одет в облегающий черный костюм. Приблизился ко мне сквозь внезапно возникшую светящуюся дымку. Я хотел окликнуть его, но голос как будто отключили.
Незнакомец обогнул китаезу и остановился в паре шагов от меня. Было так темно, что я едва различал его ботинки на фоне черной земли. Послышался звук, похожий на непринужденный смех, словно кому-то рассказали в меру смешной анекдот.
Далекий-далекий голос сказал:
— Ловко, очень ловко...
Перед глазами все поплыло. Меня кто-то принялся ощупывать; боль в боку превратилась в полосу угасающего пламени.
— Лежи тихо, — прошептал кто-то. — Надо остановить кровь.
Я хотел сказать, что Рыжий взял слишком высоко, что нож задел только жир да хрящ, но получилось невнятное пыхтение.
— Я вколол тебе бодряка, — произнес тот же голос. Тенор с придыханием, легкий, точно туман над морем. — Больше у меня с собой ничего.
Человек произвел еще какие-то манипуляции с моей раной. Снова стало больно, но не так сильно. По боку расплывалось приятное тепло. Я лежал и просто дышал.
— Ну вот, — сказал голос. — Как думаешь, сможешь встать?
Тут я уже ничего не пытался сказать и просто запыхтел, переворачиваясь на грудь. Подобрал коленки. Встал на четвереньки; деревья плыли мимо, словно я кружился на карусели.
— Лучше поторопиться, — заметил коротышка. — Они уже близко.
— Ага, — сказал я и поднялся на ноги, как альпинист-любитель на последних метрах к вершине Аннапурны[9].
Мы посмотрели друг на друга, стоя на безупречном газоне, чистоту которого не нарушало ничего, кроме трех с половиной тел. Незнакомец был стройного сложения, грациозной осанки; черты лица — точеные и не простые: ни дать ни взять король династии Бурбонов; голова — узкая, правильной формы; глаза — выпученные и широко посаженные; на руках пианиста — тонкие черные перчатки. Одет он был в облегающие брюки, заправленные в невысокие сапоги, и затейливую черную жилетку с высоким кружевным воротником.
— Кто они такие? — квакающим голосом спросил я, нарушив тишину.
Незнакомец посмотрел на китаезу: взгляд у жирдяя был пустой, как у трупа на фотографии с поля боя. Коротышка оскалил острые и неестественно белые зубы.
— Подонки, — деликатно произнес он. — Ловчие, трупари. Низшие из низших. — Тут он хохотнул. — Зато я — высший из низших.
В голове у меня засвистело, и я почти перестал его слышать. Ноги по-прежнему были картонные. Я потер затылок — не помогло. Создалось впечатление, будто я вошел в туалет и вдруг оказался на сцене посреди третьего акта «Аиды».
— Ты коп? — спросил я.
— Кто?
— Легавый. Законник.
Протянув: «А-а-а», он задрал голову. Глаза его коротко блеснули, точно сигнальный огонек в пещере контрабандистов.
— Нет, я не... коп. Ладно, поговорим потом. Ты потерял много крови, но, думаю, идти сможешь. Нам бы только из парка выбраться. — Голос его прерывался шумами, словно радиопрограмма с другого конца Атлантики.
— Я как раз шел на автобусную станцию «Грейхаунд». — Слова сползали с языка, как набитый песком носок. — Просто укажи дорогу, и я исчезну.
Незнакомец покачал головой.
— Пока дикие животные на воле, тут небезопасно. Просто... иди... со мной... в машину... — Голос его то и дело пропадал, поглощаемый коротковолновой статикой.
Я уж думал упасть на месте, но ноги двигались сами собой. Незнакомец тянул меня за руку, и я сдался, стараясь только не клевать носом. Помню, мы шли через обсаженную кустами аллею, потом продирались через живую изгородь, похожую на колючую проволоку, из-под переплетений ветвей которой торчали человеческими костями корни. Затем мне помогли забраться в маленькую блестящую машину, словно собранную вручную для короля Сиама. Транспорт сделал разворот на сто восемьдесят градусов, прямо на месте, и взмыл вверх. Тут я понял, что сплю, откинулся на спинку сиденья с мягкой обшивкой и отключился.
2
Разбудили меня голоса. Сперва я не слушал, что говорят, но потом их тон заставил насторожиться. Я навострил уши, словно пациент, услышавший: «...прогноз негативный».
Один из голосов принадлежал тому коротышке, что спас меня — не иначе, в позапрошлой жизни. Говорил он возбужденно. Отвечал ему женский голос — низкий и грубоватый, как необработанная доска:
— ...ты дурак, Джесс! На такой риск пошел!
— Минка, дорогая, им ни за что не узнать...
— А ты почем знаешь? Ты ведь не вшивым контрабандистам органов дорогу перешел, а Контролю смерти!