Он рычит.
Звук соприкосновения наших тел наполняет комнату.
Это первобытно, грязно и правильно.
Альфа заботится о нас, незнакомый голос шепчет в моей голове.
— Кончай за мной, Амелия, — рычит он. — Позволь мне связать тебя.
Я издаю низкий, хриплый стон, когда мое тело сжимается вокруг него, удовольствие танцует по всему моему телу. Я неудержимо дрожу, плачу и постанываю, когда он рычит надо мной, в последний раз прижимаясь своими бедрами к моим.
Его сперма изливается в меня, когда он замирает, обрушиваясь на меня сверху, когда моя киска растягивается шире.
Его член дергается внутри меня, посылая меня в очередной оргазм.
Удовольствие настолько ослепляющее и ошеломляющее, что нет боли, когда он наполняет меня изнутри. Есть только чувство завершенности, когда он заполняет меня до краев, прижимаясь ко мне.
И я знаю, что в этот момент он погубил меня ради кого-то другого.
Я все еще нахожусь под воздействием толчков оргазма, когда он перекатывает нас на бок, заключая меня в свои объятия.
Я прячу лицо у него на груди и вздыхаю, прижимаясь к нему.
— Вау, — выдыхает он, и я хихикаю.
— Вау, действительно.
Я закрываю глаза, прислушиваясь к биению его сердца и вдыхая его тонкий аромат.
* * *
Я спала часами.
Когда я открываю глаза, я нахожусь под одеялами и больше не привязана к Джейкобу. Он лежит на боку и пристально смотрит на меня, его темно-синие глаза сверкают.
— Это больно? — мягко спрашивает он, и я улучаю момент, чтобы понять, что он имеет в виду.
— Ох. — Я перекладываю ноги под одеялом, но боли нет. — Вообще-то, не совсем.
Он облегченно выдыхает, и его улыбка возвращается.
Его ослепительная, порочная улыбка, которая делает меня слабой.
— Итак… как скоро мы сможем сделать это снова? — Он ухмыляется, и я сдерживаю улыбку.
Я забираюсь под одеяло и хватаю его уже твердый как камень член. Он рычит, и я наклоняюсь, чтобы поцеловать его.
— Как насчет прямо сейчас? — Я шепчу ему в губы, и он отвечает дьявольской ухмылкой.
* * *
— Амелия?
— Ммм? — Мы обнимаемся, моя спина прижата к его груди, и он убирает волосы с моей шеи, чтобы запечатлеть там поцелуй. Я дрожу, прижимаясь задницей к его члену, и он стонет мне в ухо.
— Мне нужно, чтобы ты отговорила меня держать тебя здесь.
— Что? — Бормочу я, все еще в полусне.
— Скажи мне, что это безумие — постоянно держать тебя прикованной к этой кровати обнаженной.
Я фыркаю в его сторону, а он хихикает.
— Ты думаешь, я шучу, принцесса, но это не так.
Я прижимаюсь к нему сильнее, и он протягивает руку между моих ног, чтобы нащупать щелочку, его пальцы неторопливо танцуют по моему клитору. — Я выполню свою угрозу, если ты не остановишься.
Я извиваюсь от его прикосновений. Идея заманчива, но я и так провела у него слишком много времени.
— Не сажай меня на цепь, — предупреждаю я. — Как бы заманчива ни была эта мысль для нас обоих.
Он ворчит в знак протеста. — Хорошо, — признает он. — До тех пор, пока ты позволишь мне продолжать это делать.
Я драматично вздыхаю. — Наверное, — говорю я.
Он целует меня в макушку, и я чувствую его тихий смех в своих волосах.
ГЛАВА 18
ДЖЕЙКОБ
— С тобой что-то не так, — обвиняет Лукас.
Я поднимаю бровь, глядя на него, отрываясь от последнего отчета. — О чем ты говоришь?
— Ты больше улыбаешься, — говорит он. — Ты, блядь, свистел на днях. Ты трахаешься?
В его тоне нет осуждения, только восхищенное любопытство.
Я хмуро смотрю на него.
— Это не твое дело, — огрызаюсь я.
Его глаза загораются, и он потрясает кулаком в воздухе. — Черт возьми, да! Я знал это!
Калум выходит из-за угла, садится рядом со мной за стол с тем же отчетом в руке. — Ты видел это — что происходит? — Он смотрит на Лукаса, уже раздраженный его театральностью.
— Красавчик потрахался, — радостно говорит Лукас. Калум, каким бы осуждающим мудаком он ни был, прищуривается, глядя на меня.
— Так… тебе уже подобрали пару? — Спрашивает он.
Он, конечно, знает, что этого не было.
Вот почему я, блядь, не хотел им говорить.
Прошло около двух недель с тех пор, как я спас Амелию из бара, и я проводил с ней столько времени, сколько мог, целуя и трахая ее до бесчувствия. Это смешно.
Я одержим.
Я появляюсь у нее дома посреди ночи после разбора полетов, оскверняя ее на каждой поверхности ее крошечной квартиры.