Потом я еще раз обошел корабль и несколько минут поговорил с Джерри. Затем вернулся, чтобы сделать в журнале запись о несчастье с Лонни. Убрав журнал в сейф, я вызвал Бозана и договорился с ним о похоронах в 7:00. Это давало ему время распорядиться, чтобы к рассвету вырыли могилу.
Смерть Лонни я переживал очень тяжело. Больше всего меня огорчило то, что ему так и не удалось посмотреть подземного сооружения креллов. Мне захотелось поговорить об этом с доктором. Или — еще лучше — с Алтайрой. Но тут я вспомнил, что она даже не успела познакомиться с нашим Лонни Квинном…
В 7 утра состоялись похороны. Я прочел краткое заключение военной экспертизы. Было неприятно произносить обычный некролог. Он казался слишком сухим. Пожалуй, прежде умели говорить лучше.
Фарман и Бозан опустили саван с останками Лонни в могилу. Прозвучали два прощальных залпа. Все было кончено. Алонзо Квинна не стало…
Я велел Бозану взять двух курсантов, засыпать могилу песком и поставить мемориальную доску. Джерри выстроил команду перед трапом. Мне хотелось поговорить с парнями. Поднявшись на ступеньку, я оглядел их сверху. У них был тот вызывающий вид, какой бывает у молодых бычков, попавших в беду, но готовых драться до конца.
Довольно прямо я сказал им об этом. И о том, что произошло и что мы должны доставить домой остатки команды «Беллерофонта». Но, сказал я, мы не можем отправиться до тех пор, пока сердечник главного двигателя не будет поставлен на место. А это долгая и тяжелая работа. Особенно без мистера Квинна. Но чем скорее мы это сделаем, тем быстрее вернемся на Землю.
— Мы все очень любили мистера Квинна, — сказал я. — Но не время изображать из себя героев и воевать с тем, чего мы даже не видим. А если кто-нибудь хочет сказать, что мы удираем, — прекрасно, он прав.
Это вызвало смех, который мне был нужен, и тогда я вернул их на работу.
Только около 11.10, когда вокруг не было посторонних, мне представилась возможность связаться с доктором. В кабине управления дежурил локаторщик, поэтому я не стал пользоваться большим экраном. Мне было достаточно и малого, установленного в моей каюте.
Прошло пять минут, прежде чем я услышал подтверждение вызова. А пять минут — это много.
— Остроу принимает вызов, — сказал наконец доктор, но почему-то не открыл объектива видеофона, через который его можно было увидеть.
— Что-нибудь случилось? — спросил я.
— Нет, ничего, — ответил он.
Я рассказал, как долго мне пришлось его вызывать.
— Откройте-ка объектив! — приказал я.
Он открыл, но на это у него ушло слишком много времени. Я увидел его лицо крупным планом. Видимо, он так и хотел сделать, он или не привык обращаться с аппаратом, или случайно открыл больше, чем надо, в общем, я разглядел, что он сидит в лаборатории Морбиуса.
— Пока у нас все в порядке, — продолжал я, — а как ваши дела?
— Все хорошо, — поспешно ответил он. — Морбиус все еще под влиянием наркотика. Алтайра спит. Все тихо, никаких происшествий.
Он выглядел очень возбужденным. Я дал возможность высказать все, что ему хотелось. Потом спросил:
— Послушайте, а что это вы делаете в лаборатории?
Он смешался и начал что-то бормотать, поминутно запинаясь.
— Вы с ума сошли! — резко оборвал я его. — Не суйтесь со своей помощью куда не следует.
— Слушайте, Джон! — еще более возбужденно заговорил он. — Это просто удивительно. Еще немного, и у меня будут для вас ответы на все вопросы!
— Ох, смотрите! — сказал я. — Вы погубите себя.
Я вгляделся в его лицо и заметил, что оно выглядит не так уж хорошо. Доктор как будто постарел, казался утомленным, но в то же время радостным.
— Джон! — сказал он. — У меня все в порядке. Я осторожен. Еще несколько минут — это все, что я себе позволю…
Он хотел еще что-то сказать, но я вынужден был прервать его. Коммуникатор начал подавать сигналы, и мне надо было поспешить. Я оказал ему об этом и добавил:
— Послушайте, будьте осторожней! Я вызову вас позже…
Выключив видеофон, я подошел к коммуникатору. Меня вызывали по какому-то пустяковому вопросу, связанному с подъемом сердечника…
Все работали как нужно. Я думал, что до наступления сумерек мы не успеем поднять сердечник даже до верхней камеры. Придется прекращать работы и ставить усиленную охрану. Но к 18.10 сердечник в основном был погружен внутрь камеры. Теперь можно было продолжать работы независимо от времени суток.
Я приказал устроить перерыв, чтобы поесть. Это была первая настоящая еда. До сих пор команда питалась только кофе и сандвичами, которые разносили, не прекращая работу…
Фарман распределил смены: половина людей находилась в охране, половина обедала. Сам он стоял с передовым охранником.
Было 18.30, когда первая смена села за стол. Стемнело. Луны еще не взошли.
Тревогу подали в 18.35 с локатора. Курсант, дежуривший там, вдруг закричал:
— Командор! Командор!
В два прыжка я очутился возле него. Он показал на экран, и я увидел множество слабых неразборчивых мерцаний. Казалось, они окружали корабль со всех сторон, но было еще довольно далеко.
— Расстояние? — спросил я.
— Мили две, сэр! Может быть, больше. — Курсант нервничал. — Но это не нормальные показания! Это… это… Я даже не знаю, что это такое!..
Я велел ему продолжать наблюдение и крикнул в микрофон коммуникатора:
— Все на пост! Возможно нападение!
Потом взял кольт, пояс запасного видеофона и выбежал из корабля.
Было очень темно, пока не вспыхнул прожектор, начавший поиск. Я дождался доклада Бозана:
— Все на посту, командор!
Я приказал ему проверить пулеметы, остаться у прицельных приборов и включить видеофон, чтобы я мог использовать свой для подачи команды. Дежурный на локаторе догадался сделать то же. Я хотел вызвать его и сразу же увидел, что он включил свой экран.
— Мерцания все еще видны? — спросил я.
— Да, сэр, — ясно прозвучал его голос. — Много. По всему периметру. Они приближаются. Уже не более мили!..
Я прервал его и переключился на кабину прицельных приборов. Бозан немедленно ответил мне.
— Открыть огонь! — приказал я. — Пулеметы по всему периметру! Три очереди в секунду! Расстояние — одна миля и ближе!
— Приказ понял! — ответил он, и через 15 секунд две продолжительные пулеметные очереди разметали смерть вокруг корабля. Они осветили пустыню обручем зигзагообразных вспышек на глубину 100 ярдов.
Но все равно ничего не было видно. Прожектор тоже не обнаружил ничего. Я снова вызвал локатор.
— Они все еще вокруг, сэр! — ответил дежурный. — Двигаются к ограждению!
По голосу его я понял, что он пытается сдержать волнение.
— Какое расстояние теперь? — спросил я.
— Около полумили, сэр!
Я связался с Бозаном.
— Возобновить огонь! Три очереди в секунду! Расстояние полмили! Потом сократите до четверти и не прекращайте огня.
Он подтвердил приказ, и несколько секунд спустя пулеметные турели снова открыли огонь. Теперь они били без перерыва, все время меняя прицел. Зигзагообразные вспышки слились в сплошной огненный поток, который затмил свет прожектора и осветил всю пустыню вокруг нас. Каждая крупинка этого отвратительного красного песка была как на ладони. И все равно ничего не было видно.
Дежурный на локаторе опять вызвал меня.
— Сэр!.. Сэр!.. — закричал он. — Теперь только одно мерцание! Большущее! Остальные исчезли! Но это огромное! И яркое!..
— Где оно? — спросил я.
— Близко, сэр! Не более чем в ста ярдах.
Он дал мне ориентир, который оказался как раз на линии ограждения в том месте, откуда в прошлый раз последовало нападение.
Я выключил видеофон и крикнул Фарману, чтобы он отвел посты к самому кораблю. Скоро все люди были тут. Пулеметы прекратили стрельбу, и вокруг воцарился мрак. Только прожектор врезался в темноту, как огненный меч.