Она лучезарно улыбнулась мне в ответ.
— Приятно видеть тебя с румянцем на щеках и улыбкой на губах. Я переживала за тебя.
Мы снова улыбнулись друг другу, а потом я прошептала:
— Спасибо, что пошла со мной.
— Я бы ни за что на свете не пропустила это. — И, сказав это, Тина перебежкой преодолела расстояние до следующего дерева.
Нам удалось не быть обнаруженными пограничными дронами, но, несмотря на то, что в тот день мы возвращались четыре раза, ответа не было.
Когда на следующий день бутылки все еще не было, я написала еще одно письмо.
Дорогой Тайтон,
Я понимаю, что ты злишься на меня за то, что я ушла, но, пожалуйста, мне нужно с тобой поговорить.
Ты не ответишь мне?
Девина
Еще два дня не было ничего, кроме тишины, и Тина снова стала настаивать, чтобы я сказала Тайтону, что беременна.
Я сопротивлялась, потому что боялась, что он только расстроится, узнав, что я не рассказала ему о беременности.
Для Тины это было похоже на еще одну занимательную главу «Запрещенных писем с Севера», но для меня не было ничего забавного или захватывающего в том, что Тайтон ненавидел меня. Я тосковала по нему, и внутри у меня болело от беспокойства, что я могу никогда больше его не увидеть. Воспоминания о нашей ночи вместе удерживали меня над бездной отчаяния, и каждый раз, когда я шла к границе, в моей груди была надежда.
Когда прошло три дня, а ответа все не было, я отправила ему еще одно письмо.
Дорогой Тайтон,
Завтра канун Нового года. Я сдаю дом в полдень, а потом мне придется уехать. Ты не представляешь, как сильно я хотела бы остаться и подождать, пока твой гнев остынет, чтобы мы могли поговорить.
Пожалуйста, прости меня за то, что я причинила тебе боль, которая заставила тебя расстроиться так сильно, что ты продолжаешь игнорировать меня и отказываешься отвечать мне.
Как бы то ни было, я постоянно думаю о тебе, и я не шутила, когда говорила, что люблю тебя.
Девина
Тина стояла рядом, когда я отправляла письмо.
— На сей раз ты рассказала ему о ребенке?
— Нет.
— Но почему нет? Я уверена, это заставит его написать тебе ответ.
— Я должна сказать ему лично.
— Как? Он даже не отвечает на твои письма. Мне неприятно это говорить, Девина, но, может быть, он не любит тебя так, как Марк любил Дейдру.
Мне в горло словно налили кипяток, так это было больно.
— Я говорю это не для того, чтобы расстроить тебя, — продолжила она. — Но завтра наш последний день здесь.
— Я не собираюсь уходить.
— А какой у тебя есть выбор?
Я закрыла слезящиеся глаза и откинула голову назад, вдыхая свежий воздух.
— Я могла бы пойти к нему и потребовать, чтобы он поговорил со мной.
— Как? Ты бы умерла от переохлаждения, если бы снова решилась плыть. Сейчас декабрь. Вода холодная.
— Я могла бы прорыть туннель.
Тина наклонила голову.
— Не будь глупой. Ты не сможешь прорыть туннель за один день.
— Тогда я перелезу через стену.
— У них тут кругом камеры и пограничные дроны. Даже если ты доберешься туда, наши власти потребуют, чтобы тебя вернули, и это может спровоцировать войну. Не говоря уже о том, что ты на четвертом месяце беременности и можешь потерять ребенка, если упадешь. Как ты вообще собралась перелезть через эту стену? В ней, по меньшей мере, двенадцать метров.
Крупные слезы катились по моим щекам, пока я стояла там, беспомощная, надеясь, что вот-вот из-за стены прилетит бутылка с письмом.
— Я люблю его. — Мои слова были тихими и слабыми.
Тина погладила меня по спине.
— Я знаю, милая, но не похоже, что он чувствует к тебе то же самое.
Глава 33
Голову на кол
Тайтон
Мы были похожи на львов в клетке, царапающих стены, чтобы вырваться из заточения.
Даже мой отец, который, как известно, был спокойным человеком, потерял самообладание, и его пришлось остановить, когда он в отчаянии стал биться головой о стену.
— Мы никому не помогаем, причиняя вред самим себе. — Мой взгляд упал на Лукаса, у которого болели костяшки пальцев. Два дня назад он попытался разбить кулаками дверь.
— Наши женщины там, беззащитные! Если что-нибудь случится с Клэр… — челюсть Лукаса напряглась.
Мрачная атмосфера наполняла камеру, в которой мы находились. Комнатка была меньше, чем моя ванная, всего с тремя тонкими и грязными матрасами на шесть человек, и это значило, что мы все были сонными уставшими, голодными и безумно обеспокоенными.