— Только после вас, сэр. — Наш главный изобретатель был явно не в духе.
Пожав плечами, Адамс шагнул вперед, пристально посмотрел на это металлическое сооружение и медленно проговорил:
— Робби, хорошо ли ты меня понимаешь?
Огоньки снова загорелись.
— Да, — последовал односложный ответ, произнесенный резким металлическим голосом, и опять воцарилась тишина. Но на этот раз не все огоньки погасли. Некоторые остались. Они не мигали, не изменялись и образовали спокойный ровный рисунок.
Адамс спросил:
— Надо ли мне произносить это слово каждый раз, когда я говорю с тобой?
— Нет, — последовал ответ, и рисунок огоньков изменился.
— Ты… — Адамс помедлил. — Ты действительно робот?
— Да. Слово «Робби» является сокращенным.
— Тобой управляет доктор Морбиус?
— Да. — При слове «Морбиус» рисунок огоньков за жалюзи быстро изменился. — Я должен доставить командора и офицеров к доктору Морбиусу, — опять повторил робот.
Затем последовала тишина, и в этой тишине я услышал собственный голос:
— Послушайте, а ведь он думает! Кто-нибудь заметил это? Он мыслит!..
— Нам это не известно, доктор, — произнес Квинн, — По крайней мере, я в этом не уверен. — Он еще сердился на Адамса. — Все, что мы видели, может быть действием обратной связи с основным пунктом управления или избирательности, — Глаза его были устремлены на робота со страстным любопытством знатока.
— Какой там еще пункт управления! — возразил Фарман, — Спросите-ка у него еще что-нибудь, командор.
Адамс проворчал что-то, похожее на «спросите его сами», и Фарман посмотрел на меня.
— Попытайтесь вы, доктор, — попросил он меня. — Мне ничего не приходит в голову.
Шагнув вперед, я покосился на Адамса, но он задумался и, казалось, не обратил на меня никакого внимания. Я перевел взгляд на робота и сказал:
— Робби! — только тут понял, что сам не знаю, о чем спрашивать.
Огоньки механизма на мгновение потухли, затем загорелись снова. Мне показалось, что робот проводит различие между мной и Адамсом.
— Робби! — повторил я, — а что… атмосфера на этой планете… э-э… должно быть, она очень богата кислородом? — И в нерешительности замолк.
— Кислородное содержание воздуха, — ответил металлический голос, — превышает на 4,7 процента содержание кислорода в атмосфере Земли.
— Ого! — воскликнул Фарман, отстраняя меня рукой, — но разве это вопрос? — Он выступил вперед, взглянул на робота и, повысив голос, сказал:
— Эй, Робби!
И я опять увидел, как огоньки на мгновение потухли и зажглись снова.
— Как нам следует называть вас? Мистер или мисс?
Среди членов экипажа послышалось хихиканье. Да, это был Фарман, во всей своей красе, все превращающий в шутку. Я свирепо глянул на него, а Квинн проворчал:
— Если ты надеешься получить ответ на подобный вопрос… — И внезапно замолк с широко открытым от изумления ртом.
— Вопрос неразумен, — ответил металлический голос. — Упоминание пола неуместно.
Последовала пауза, а потом раздался громкий хохот всей команды.
— Вот это отповедь! — послышалась реплика одного из фланговых охранников. А Фарман только усмехнулся. Правда, немного разочарованно, как мне показалось. Снова взглянув на робота, он сказал:
— Прекрасно, вы, я вижу, остроумны… А теперь ответьте мне на такой вопрос…
Но ему пришлось проглотить последующие слова, так как Адамс, внезапно вышедший из состояния задумчивости, резко перебил его:
— Прекратите дурачество, лейтенант! И встаньте на свое место!
— Слушаюсь, сэр! — как ни в чем не бывало ответил Фарман и быстро отступил. Члены экипажа тоже смолкли. В голосе Адамса послышалось что-то такое, что заставило меня вдруг снова осознать всю ту обстановку, в которой мы находились, а главное, возможность опасных неожиданностей.
Подойдя к роботу, Адамс спросил:
— Робби, эта опасность, о которой говорил Морбиус… Что это?
Ответ последовал через более длительный промежуток времени, чем какой-либо из предыдущих, и я заметил очень быстрое изменение световых рисунков.
— Вопрос непонятен, — ответил наконец металлический голос. — Повторите, пожалуйста.
— Что это за опасность, о которой упоминал доктор Морбиус? — медленно и очень четко произнес Адамс.
Реакция робота на этот вопрос была поразительной. Скрежетание, которое, видимо, всегда сопровождало его голос, достигло настоящего завывания, а огоньки бешено замигали. Затем скрежет прекратился совсем, потухли огоньки. Механизм снова будто умер.