— Как давно это было?
— Еще до того, как я начала встречаться с Жан-Клодом. Если честно, думаю, если бы Вилли МакКой не остался самим собой после того, как обратился в вампира, я, возможно, никогда бы не стала встречаться ни с Жан-Клодом, ни с кем-либо сверхъестественным вообще.
— Ого, я никогда так серьезно не анализирую свои чувства. Это впечатляет. — Заметил Ньюман.
Я рассмеялась.
— Я тоже не анализировала, как и большинство людей. Но теперь я прохожу терапию, и она помогла мне осознать пару вещей.
— Ты признаешься другому маршалу, что ходишь к психотерапевту? — Его голос звучал так, словно он почти шутил.
— Если тебя ранили во время задания, ты обращаешься за помощью в больницу. — Сказала я.
— Да, я застал тебя однажды в такой ситуации.
Я чуть улыбнулась, но он, вероятно, не увидел этого в темноте.
— Было дело, я помню. Но наша работа подкашивает не только физически, Ньюман. Она сношает мозги, вносит смятение в наши сердца. Иногда кажется, что она буквально выедает тебе душу. Ты ведь идешь к ортопеду, если сломал ногу?
— Полагаю, что так. — Согласился он.
— Так почему бы не относиться к адвокатам и терапевтам так же, как мы относимся к ортопедам и дантистам?
— Не знаю. В смысле, когда ты так говоришь, это звучит логично.
— Это-то логично, но все остальное здесь — максимально нелогичное эмоциональное дерьмо.
Он рассмеялся, и это было почти внезапно после такого серьезного разговора.
— Мне это не кажется смешным. — Сказала я.
— Это и не смешно. Ты была прямолинейна и честна, как акула или типа того.
Настала моя очередь усмехнуться.
— Много с чем меня сравнивали, но вот с акулой… Они слишком много кружат перед тем, как укусить. Я так не делаю.
Он рассмеялся, но после спросил, посерьезнев:
— Насколько, по-твоему, мы можем доверять Дюку, учитывая его эмоциональное состояние?
— Он твой друг, а не мой. Разве не я должна об этом спрашивать?
— Да, но я избавлю тебя от этой необходимости. Это я позвал тебя сюда. Если бы тебя пристрелили тогда, в клетке. — Он покачал головой. — Это была бы моя вина.
— Вовсе нет, Ньюман. Это была бы вина человека, который нажал на спусковой крючок.
— Дюк всегда был профессионалом. Немного деревенским, как если бы он прочитал книжку о том, каким должен быть шериф маленького городка, и хотел сыграть эту роль по всем правилам, но он всегда был хорошим копом.
— Даже хороший коп может споткнуться, если дело касается его семьи.
— Ты весьма добра к тому, кто едва тебя не убил.
— Его дочь умирает. Такое любому нервы взъебет.
— Знаешь, у тебя репутация крепкого орешка и весьма неприятной личности, но ты ведь совсем не такая. Ты делаешь свою работу и не позволяешь всякому дерьму вставать у тебя на пути. А когда кто-нибудь это дерьмо подбрасывает, ты становишься безжалостной. Но если все нормально выполняют свои обязанности и не создают проблем, то ты очень добрая.
— Я стараюсь быть доброй настолько, насколько мне позволяют другие люди.
— Именно.
— Шериф Ледук исчерпал мои запасы доброты к своей персоне. Ты ведь это понимаешь? Я не стану мудить по поводу его дочери и оплаты ее счетов, но я не позволю своему сочувствию подвергнуть меня опасности.
— Я и не ожидал, что ты дашь этому повториться еще раз, Блейк. В какой-то момент я был уверен, что он действительно пристрелит вас обоих.
— Я знала, что тебе пришлось бы стрелять, чтобы спасти нас, Ньюман.
— Да, пришлось бы. И я бы это сделал, но, черт возьми, я бы не хотел объяснять его жене и дочери, как так вышло.
— Ты мог бы не убивать его, и тогда ничего объяснять бы не пришлось.
— Нет, но ты же понимаешь, что я бы переживал о том, что натворил, потому что лично знаю тех, кто сюда вовлечен?
— Ага. — Ответила я.
— Я себя пока что не скомпрометировал, но Дюк уже прыгнул выше головы в этом плане.
— Прыгнул выше головы. Сто лет этого выражения не слышала.
Он коротко рассмеялся.
— А как бы ты выразилась?
— Шериф Ледук блядски скомпрометировал свою задницу.
— Моя бабушка бы тебя отшлепала за такие выражения.
— Моя бы тоже.
— Я все еще не могу отучить себя от тех вещей, которым меня научили родители. Как ты это делаешь? — Поинтересовался он.