Пьеретта посмотрела на него.
— Насчет этого я не лгала.
— Ты хороша в том, чтобы скрывать себя. Твое дыхание, пульс — ничто не меняется, но твой запах — да. Не имеет значения, как хорошо ты себя контролируешь — это уже не в твоей власти. Даже один из величайших павших Арлекинов не способен контролировать свой запах. Твоя кожа горчит ложью.
— То, что я из Арлекина, всего лишь твоя догадка.
— Ты постоянно пытаешься назвать Аниту своей королевой. Так поступали бы лишь телохранители старой королевы вампиров.
— Но если я из них, то я — выдающийся шпион и ассасин. Я бы охотилась с тобой на чудовищ, Олаф, и у меня гораздо меньше моральных принципов, чем у Аниты.
— Думаю, как только ты останешься со мной наедине, ты попытаешься убить меня. После ты бы сказала, что это я напал на тебя, и тебе пришлось защищаться. Как храбро с твоей стороны, как трагично для меня.
— Я признаю, что изначальный план был таков, но, как и сказала Эйнжел, ты оказался куда более притягательным, чем я ожидала.
— Ты пытаешься отвлечь меня, но меня не так легко сбить с пути к моей цели. — Олаф повернулся к Эдуарду, как будто женщина, с которой он только что разговаривал, попросту перестала для него существовать. — Ты спал с Анитой и другими ее девушками одновременно?
— Нет.
— Я не стану задавать следующий вопрос. Он оскорбителен.
— Он не оскорбителен. Это просто вопрос. — Успокоил его Эдуард.
— Ты хочешь сказать, что делил ее в постели с другим мужчиной?
— Обычно мы занимаемся сексом во время выездной работы, так что таких проблем нет.
Мне пришлось приложить титанические усилия, чтобы мое лицо оставалось пустым и не выдало той огромной лжи, которую он только что ляпнул. Хотелось бы, чтобы на мне все еще были мои солнечные очки — тогда глаза бы меня не выдали, но, к счастью для нас, все внимание Олафа было сосредоточено на Эдуарде.
— Значит, она — твоя рабочая жена? — Уточнил Олаф.
— Она моя напарница. Донна моя жена.
— У меня не было намерения оскорбить кого-то из них. Я просто пытаюсь понять.
— Тебе не мои отношения с Анитой нужно понять. Гораздо важнее разобраться в ее отношениях с другими.
— Почему это важнее? — Спросил Олаф.
— Потому что мы с тобой никогда не сможем мирно поделить Аниту в постели, но я считаю, что ради ее безопасности тебе следует найти тех мужчин, с которыми ты бы согласился это делать.
— Я не понимаю.
— Единственный расклад, при котором я бы доверил тебе Аниту в романтическом смысле, это если бы в одной комнате с вами находились мужчины, которые, по моему мнению, способны дать тебе отпор — хотя бы на время, чтобы она успела убежать.
— Я все еще не понимаю.
А я вот начала понимать, и это было одновременно гениально и жутко, но в этом весь Эдуард — так у него мозг и работает.
— Он хочет сказать, что я бы никогда не смогла почувствовать себя в безопасности наедине с тобой, но если с нами будет кто-то из моих любовников, то в случае форс-мажора у меня появится шанс отбиться.
Олаф даже не попытался скрыть отвращение, которое появилось на его лице.
— Единственное, что мне нравится делать с другими мужчинами, это пытать или побеждать их. Мне нравится причинять боль. Это просто приятнее делать с женщиной.
— Другой вариант, на который я готов согласиться, это если ты позволишь заковать себя, пока Анита будет сверху. — Сказал Эдуард.
— Нет, я никому не стану подчиняться.
— Тогда как нам уберечь ее?
— Моего слова тебе недостаточно?
— Не в этом случае, Олаф. Я знал, что этот день придет, и я старался придумать способ хотя бы частично удовлетворить твои потребности без риска для жизни Аниты.
Он снова врал, а Олаф этого не заметил. Либо язык тела Эдуарда был настолько хорош, что чуйки верльва оказалось недостаточно, либо Олаф был настолько расстроен, что не мог ничего почувствовать. Возможно, и то, и другое.
— Что насчет ardeur’а? Что насчет способности Аниты питаться желанием? — Спросил Олаф.
— А что насчет нее? — Переспросила я.
— Если она будет кормиться на мне, смогу ли я причинить ей боль в процессе?
— Ты же вроде говорил, что ты никому не еда. — Напомнила я.
— Это просто вопрос, Анита. Я пытаюсь понять, какие у нас есть варианты.
— Я могу на него ответить. — Подал голос Никки. — Как только ardeur выпущен, все запреты летят к чертям. Для Аниты это означает, что она может заниматься более грубым сексом, чем обычно.
— Я спросил в машине, когда мы трое были одни, занимаетесь ли вы с Анитой бондажем. Ты избежал ответа на этот вопрос.