Говоря «они», Уолт на самом деле имел в виду Роджера. Ной редко ввязывался в драки по собственной инициативе.
Роджер держался уже двадцать шесть дней. Последние три дались ему особенно тяжело, потому что страдать приходилось одному: Ной валялся дома с больным горлом. Но он твердо решил, что никакой гад не заставит его сорваться в оставшиеся четыре дня.
Вот только этот Лайл Морган, урод скособоченный, увязался за ним сегодня после школы.
– Эй, Ринго, постой!
Хрен тебе. Роджер ускорил шаг и даже перешел на другую сторону улицы.
Моргана, однако, это не остановило.
Лайл Морган был одним из тех немногих старшеклассников, которые все еще оставались тяжелее и выше Роджера. К тому же он играл в школьной футбольной команде. И еще не простил Роджера за то, что тот возил его лицом по песку месяц тому назад.
Хотя Лайл тогда напал первым.
С другой стороны, сделал он это после того, как Роджер сказал ему пару ласковых.
И опять же, нельзя не признать, что, защищая себя, Роджер, возможно, чересчур увлекся, особенно после того как Лайл неуважительно отозвался о его сестре Элейн.
Тогда Ной с трудом оттащил его от старшеклассника, и Роджер до сих пор помнил, с каким испугом друг при этом смотрел на него.
После этого Уолт и Ной провели с ним по отдельности долгие воспитательные беседы о какой-то хрени, которую они называли «умением управлять эмоциями». Ной даже зачитал кусок из юридического справочника о непредумышленном убийстве и не поленился высчитать среднее количество лет, присуждаемых за убийство в драке.
Роджер пытался протестовать. Он объяснял, что вовсе не собирался убивать этого говнюка Лайла. Но, произнося эти слова, он вспоминал странный металлический привкус во рту, который ощутил во время той драки, и черную ярость, мешавшую соображать.
Это она управляла им в тот день.
И боролся он тогда не только с Лайлом. Еще и со своим отцом. И с матерью. Зачем она постоянно пьет эти чертовы таблетки? Таблетки, чтобы уснуть. Таблетки, чтобы проснуться. Таблетки, чтобы прожить день, никого вокруг не видя и не слыша.
А на самом-то деле ей нужна одна-единственная таблетка – такая, которая заставила бы отца Роджера навсегда убраться из их жизни.
– Куда же ты так спешишь, Ринго? – продолжал взывать Лайл. Он недавно сделал короткую модную стрижку, совершенно не шедшую к его толстым и прыщавым щекам. – Намылился в гости к своему любовнику?
«Вообще-то я собрался в гости к твоей подружке, урод», – хотелось ответить Роджеру, но он сжал зубы, понимая, что это только накалит ситуацию.
«Продолжай спокойно идти и не обращай внимания, – учил его Уолт, – и скажи им…»
– Я не собираюсь драться с тобой, Лайл, – сказал Роджер и покрепче прижал к себе конверт с домашним заданием, который нес Ною.
К несчастью, Лайл это заметил.
– А что там у тебя в конверте? Фотки голенького Эйнштейна?
– Это домашнее задание Ноя. Мистер Гэйнс позвонил мне утром и попросил захватить его. – Сейчас Роджеру не помешало бы ощутить рядом плечо друга. Лайл вряд ли пристал бы к ним в этом случае.
– «Мистер Гэйнс», вот как? А ты его маленький раб? Восстанавливаешь историческую справедливость? – Лайл заржал над собственной шуткой.
Ну и придурок.
Роджер ускорил шаг:
– Я не собираюсь драться с тобой, Лайл.
– Знаешь, раз уж твой двоюродный братец решил раскрыть карты, то и тебе пора сделать то же самое, педик, – продолжал веселиться Лайл.
Джерри Старретт жил по соседству с Лайлом и его матерью. Он был на четыре года старше Роджера, и тот, когда был маленьким, обожал его.
А в прошлом году дядя Роджера Фрэнк выгнал Джерри из дома после того, как того арестовали в Далласе в баре для геев. Старые новости, но, очевидно, Лайл только что услышал об этом.
И завтра растреплет всей школе.
А значит, если Роджер твердо намерен продержаться следующие четыре дня без драк, ему, пожалуй, стоит срочно заразиться от Ноя и посидеть дома. Правда Ной целую неделю пил антибиотики и, сейчас, наверное, уже незаразный.
Но ведь всегда можно соврать, что заболел.
Беда в том, что Уолт осуждал вранье не меньше, чем драки.
– А я-то всегда удивлялся, почему это Джерри больше любит играть с глупым малолеткой, чем со мной? – на всю улицу вопрошал Лайл. – Сейчас-то я понимаю, в какие игры вы играли в его комнате.
Дом Ноя был уже совсем близко.
– Я не собираюсь драться с тобой, Лайл. – Даже удивительно, как он смог что-то выговорить сквозь плотно стиснутые зубы.
– Выходит, признаешь, что так и было, гомодрилло?
Последнего слова Роджер не знал, но подозревал, что это отнюдь не комплимент.
«Управляй своим гневом, – говорил ему Уолт. – Не позволяй ему управлять собой. Научись его использовать. Ты умнее, чем большинство тех, с кем ссоришься. Побеждай их мозгами, а не кулаками».
– Я не собираюсь с тобой драться, – сказал Роджер, останавливаясь у калитки Гэйнсов. – Но знаешь, теперь, когда Джерри признался в том, кто он есть, может, тебе не стоит напоминать всем, что его ближайшим соседом был ты? Мне-то он двоюродный брат, и мне приходилось ходить к нему в гости, – соврал он, – а вот тебя никто не заставлял. А я припоминаю, что вы с ним любили ставить во дворе палатку и надолго уединялись в ней.
Лайл бросился на Роджера, но тот был готов к этому и ловко отпрыгнул в сторону.
– Попробуй только пальцем меня тронуть, – предупредил он, – или распустить какие-нибудь сплетни обо мне или моих родственниках, и я напишу листовки о тебе и Джерри и наклею их на машины по всему городу.
Лайл застыл:
– Не посмеешь!
– Очень даже посмею, – пожал плечами Роджер. – Поэтому давай до этого не доводить, согласен? Заключим договор: ты уважаешь меня и Ноя, а мы в ответ уважаем тебя. И все довольны.
– Пошел ты!
– Предлагаю тебе подумать над этим, а утром сообщишь мне ответ. – Роджер уже поднимался по ступенькам.
Уолт распахнул ему дверь и чуть-чуть шагнул вперед, чтобы Лайл его увидел.
Тот быстро развернулся и убежал прочь.
– Неплохо, юный Ринго, – одобрительно кивнул Уолт.
Роджер протянул ему конверт и обнаружил, что его рука все еще сильно дрожит.
– Блин! – сказал он. – Я его не боюсь. Это не потому, что я боюсь!
– Нет ничего страшного в том, что иногда чего-то боишься, – заверил его Уолт. – Я боялся каждый раз, когда садился в самолет в Африке, Италии или Германии. Вообще на войне я очень часто боялся: не столько немцев или даже смерти, сколько того, что допущу ошибку и погублю своих людей.
– А я боялся, что не выдержу, – признался Роджер. – Больше всего на свете мне хотелось расквасить его ухмыляющуюся рожу.
– Но ты сдержался.
– Да, сэр. Но, честно говоря, гораздо проще было бы убить его на месте.
Уолт рассмеялся и обнял его за плечи. За последние несколько месяцев Роджера обнимали больше, чем за все годы, прошедшие с тех пор, как его мать вывихнула колено и начала принимать таблетки.
– Может, и так, Ринго, а может, и нет, – сказал Уолт. – Запомни, мой мальчик: все, что стоит иметь, дается нелегко. Пойдем, накормлю тебя. Ты, наверное, умираешь с голоду. По-моему, со вчерашнего дня ты подрос еще немного.
Алисса на чем свет стоит проклинала свой мочевой пузырь.
Если бы не весь этот выпитый утром кофе, легко можно было бы доехать от Гейнсвилла до Сарасоты без остановок.
Но она проснулась сегодня такая же уставшая, как и легла, и сразу же начала себя взбадривать: для начала выпила чашку на заправке, где покупала карту. Кофеин подействовал так хорошо, что она взяла себе еще одну чашку заодно с пончиками.
Чашку! Это слово давно уже устарело. В наши дни кофе продают огромными емкостями, которые никак нельзя назвать чашкой. «Можем предложить три порции: бочку, чан или танкер. Желаете с молоком? Галлона хватит, или налить полтора?»
Черт, надо немедленно найти туалет.
Алисса оглянулась на Сэма. Что-то он затих после того, как она взяла его за руку.