Ромасенко, не стесняясь присутствия взрослых, матерится, давая мне весьма ёмкую и чёткую характеристику.
Свободный глубоко вздыхает и закрывает ладонью лицо.
Парень, сбитые костяшки пальцев которого наглядно подтверждают мои слова, по-прежнему неотрывно следит за каждым моим движением.
Прищуривается, как тогда.
Приподнимает подбородок, чуть запрокидывая голову назад.
Губы медленно растягиваются в едва заметной улыбке.
Что транслируют глаза, понять невозможно. Там много чего понамешано. И злость, и гнев, и удивление.
Но мне плевать. По-другому поступить я не могла. Если от меня зависит, понесут ли наказание виновные, я готова. Готова дать эти показания, даже если расплата неминуема.
Глава 7
Нервное напряжение немного отпускает только на свежем воздухе.
Мы с Алисой Андреевной стоим на крыльце школы. Она возмущается, недовольная допросом, случившимся в кабинете директора, а я, глядя на пустую разлинованную площадку, какое-то время просто молча её слушаю.
— Безобразие! Разве можно устраивать подобное! Чем думала директриса? Как допустила! А ещё все в городе её нахваливают. Какой, мол, она замечательный руководитель. Сейчас же поговорю по телефону с твоим дедом. Он свяжется с Казаковым — и эту дамочку в течение пяти минут с должности снимут!
— Не надо, — поворачиваюсь к ней.
— Что значит не надо? — вешает сумочку на плечо.
— Один из них её сын, ты же слышала.
— И что ж теперь?
— У неё итак из-за него будут неприятности. Не усугубляй, ни к чему.
Она вздыхает, надевая шляпку.
— Почему ты ничего не рассказала? — повторяет вопрос, который уже задавала в кабинете матери Ромасенко. — Всё от меня скрыла!
— Я не думала, что снова встречусь с ними.
— Тата, — смотрит на меня с немым укором во взгляде. — Это тебе не многомиллионная Москва, дорогая. Город очень маленький.
Это я уже поняла.
— Есть в Красоморске другая школа?
— Их всего две, но старшеклассники учатся только здесь.
Прекрасно. Надежда на вариант с переводом в одно мгновение лопается, точно воздушный шарик.
— Мы тебя в самый лучший класс определили, к Шац.
— Это лучший? — в изумлении выгибаю бровь.
— Да.
Что ж. Страшно представить, что из себя представляет худший.
— Не переживай. После визита полиции, этих хулиганов однозначно вышвырнут из школы, и ты сможешь спокойно учится в комфортном среде.
— Это вряд ли.
— Ну что за настроение?
— Голова болит.
— Поехали вместе со мной домой? Я сообщу Матильде Германовне о твоём плохом самочувствии.
Звучит заманчиво, но нет. Моё исчезновение будет расцениваться как трусость.
— Сильно болит?
— Выпью таблетку, пройдёт.
— Ты уверена, что не хочешь уйти? — обеспокоенно на меня поглядывает.
— Да. Сегодня занятия заканчиваются рано. Как-нибудь отсижу оставшиеся три урока.
— Ну хорошо. Пётр Игоревич заберёт тебя. Напишешь во сколько.
— Езжай.
— Если что, сразу звони мне, — наказывает строго, уже спустившись по ступенькам.
— Ладно.
Бабушка, цокая каблуками, пересекает школьный двор и, махнув мне на прощание рукой, выходит за забор.
Калитка закрывается, отрезая путь к бегству. В ту же самую секунду звенит звонок, и тишина быстро сменяется шумом, потому что коридоры заполняются детьми, покинувшими классы.
Достаю телефон и захожу в электронный дневник, чтобы посмотреть расписание уроков.
3. Русский 205
4. Алгебра 311
5. Английский 404
Так, русский у Шац. Значит, через десять минут надо вернуться на второй этаж. И по пути обязательно найти кулер с водой.
Тяжёлая железная дверь, издав пару коротких, отрывистых сигналов, распахнувшись, выпускает на крыльцо сотрудников полиции. Они обсуждают, кто что будет есть на обед.
Притом, что сейчас, так-то, только десять двадцать утра.
— По шавухе, Иваныч?
— Давай в «Шато» сегодня пожрём. Давно мы туда не наведывались с визитом.
— Ну можно. А повод какой придумаем?
— Скажем, что они траванули кого-то из туристов и что мы готовы натравить на них Роспотребнадзор. Пхах.
— Годится.
Завидев меня, резко прекращают свой диалог. Останавливаются рядом.
— Ты в порядке? — интересуется тот, который постарше и повыше.
— Да.
— Молодец, что не испугалась и сдала их.
— Похвально, — подключается второй.
— Меня ещё будут вызывать в полицию?
По правде говоря, мне очень этого не хотелось бы.
— Если следствию понадобится сотрудничество, мы сообщим, — почесав лысину, накрывает её фуражкой.
— Фёдор Иваныч, дать девчонке наши цифры, на всякий случай?
— Дай.
Толстяк копошится в кармане и достаёт оттуда маленькую прямоугольную визитку.
— И зачем она мне? — забираю бумажку. — Я ведь итак всё вам рассказала.
— Пусть будет. Вдруг что-то важное вспомнишь или кто-то из этих, — кивает в сторону здания, — угрожать тебе начнёт.
Никак его слова не комментирую, но фразы, произнесённые Ромасенко, непроизвольно всплывают в памяти.
— И это, совет. Как там тебя? Тата?
— Да.
— Не шарься одна вечером по окраине. Опасно. Ты девушка красивая, мало ли на кого нарвёшься. Сама вон видишь, какие экземпляры у нас тут в Красоморске водятся.
Киваю.
— Пошли в машину, Борь. Подполковник без конца трезвонит, — зовёт напарника Иваныч, закрывая ладонью от солнца экран телефона.
— Всего доброго.
— До свидания.
Эти двое покидают территорию образовательного учреждения, а я, взглянув на часы, убираю в сумку визитку и собираюсь вернуться в здание. Да только вот незадача: прямо у двери едва ли не нос к носу сталкиваюсь с кучерявым хулиганом.
Как же мне, чёрт возьми, беспощадно не везёт!
Стоим. Смотрим друг на друга. Очевидно, что оба к очередной скорой встрече не были готовы.
Хочу обойти его по дуге, но он не даёт. Перекрывает собой дорогу.
— Отойди, — прошу, нахмурившись.
— А если нет, то что? К ментам побежишь? — наклоняется ко мне ближе.
— Я и без них справлюсь.
И не думаю трусливо отступать.
— У тебя с собой ещё баллончик? — ухмыляется, убирая руки в карманы брюк.
Не вижу его глаза за стёклами тёмных очков, но почему-то абсолютно уверена, что ему смешно.
— Не сомневайся, так и есть. И если возникнет необходимость, я обязательно им воспользуюсь.
— Я чуть не ослеп, ты в курсе? — сдувает с моего лба всё ту же непослушную прядь, к которой прикасался в тот вечер.
— Сам виноват, — отражаю я, пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица.
Рубашку, кстати, он так и не застегнул. Две пуговицы по-прежнему небрежно расстёгнуты.
На шее цепочка. На груди медальон. Серебряный. Довольно-таки необычный.
— Ты организовала мне кучу проблем, Джугели, — нараспев, по слогам проговаривает мою фамилию.
— Ты сам себе их организовал.
— Да неужели? Выступление моей группы отменили. Отец забрал ключи от Kаwаsаki. Менты шьют уголовное дело.
— Вообще-то, из-за тебя тот парень попал в больницу!
— Пусть благодарит фортуну, что не на тот свет, — цедит сквозь зубы, двигая желваками, отчётливо проступившими на скулах.
— Благодари фортуну ты. За преднамеренное убийство дают куда больше, чем за побои. Хотя надеюсь, что и за них перед судом ты ответишь по полной программе.
— Значит, — наклоняется к моему уху, — если будет суд, пойдёшь свидетелем?
— Я…
Он вдруг опускается чуть ниже и, клянусь чем угодно, тянет носом воздух так, словно глубоко вдыхает запах моих волос.
— Конечно пойду, — решительно заявляю в ответ, стараясь игнорировать участившийся пульс и странную дрожь в теле.
— Даже если к тому моменту потеряешь голову, как в одном популярном фильме? — ухмыляется.
Совершенно ни к месту думаю о том, что у него очень приятный голос.