Киваю, а у самого за грудиной бомбит нещадно.
Мои сообщения во Френдапе Джугели так и не прочитала. Номер занесла в чёрный список. Гадай теперь. Это из-за того, что про отца рассказал правду? Или вот из-за этого расфуфыренного недоразумения в нелепом пятнистом костюме?
— Выдохни, бро, — Макс хлопает меня по плечу. — Чё за чел с ним, кстати? Отец её?
— Нет. Его, по ходу, — поправляю закатанные рукава ненавистной белой рубашки.
— Точняк, такой же модник, — ржёт, глядя на костюм и туфли старшего. Там всё под змею. — Давай отвлеку тебя, пока ты не сорвался и не погнал рихтовать хлебало его сыну.
Ищу глазами Горького, с которым не разговариваю со дня его рождения и в параллель слушаю Ромасенко.
— Я ж завалил её всё-таки. Ещё пару месяцев назад.
— Кого? — не сразу отдупляю, о ком идёт речь.
— Кого-кого, психолога бывшего нашего, — бесится он.
Поворачиваюсь. Удивлённо выгибаю бровь.
Марго, вообще-то, из-за него уволилась и о том, что история имела продолжение, лично я не знал.
— Ты серьёзно?
— Ага, — самодовольно ухмыляется. — Прикол хочешь? У неё, оказывается, муж есть.
— Чего?
— Того. Служит по контракту. Заявился тут недавно к ней на хату.
— А ты? — в шоке на него таращусь.
Надо признать, Максу действительно удалось своим монологом отвлечь меня от происходящего.
— Чё я? Начистил ему рожу. Выставил за дверь. Так эта дура побежала за ним. Сидела там на ступеньках ревела, по башке его гладила и нацеловывала. Орать на меня начала. Мол, что ты наделал, я его люблю, — смыкает челюсти так, что желваки под кожей проступают.
— Жесть.
— Я это к чему, Кучерявый, — хрустит шеей, но успеваю заметить в глазах проскользнувшие боль и разочарование. — Поди разбери этих баб. С одним в постели кувыркаются, второму в любви признаются. Ваще никому верить нельзя.
Не успеваю поразмыслить над его словами. Милана объявляет номер от выпускников и я замечаю подошедшего Пашу.
— Меняемся партнёршами, — коротко информирую, сдвигая его плечом в сторону.
— А извиниться ты не хочешь?
— Нет, — перекатываю меж пальцев стебель розы.
— Ну и дебил.
— От дебила слышу.
— Чё?
— Завязывайте, пацаны, выступать щас, — на стадии зародыша гасит конфликт Дэн как раз перед тем, как начинает играть вступление нашей песни.
«Медлячок» Басты. Хит всех выпускных. Любимая песня дяди Беркута.
Выходим на площадку.
Джугели, когда видит, что я занимаю место Горького, округляет глаза и начинает заметно нервничать.
Слежу за ней неотрывно, пока идёт навстречу вся такая нарядная и красивая.
Банты на причудливо сплетённых косах.
Белый фартук с кружевами. Короткое чёрное платье под ним. Гольфы. Туфли.
Это Филатова придумала идею с формой в стиле СССР. И, надо сказать, выглядят в ней наши девчонки обалденно. А уж моя длинноногая Тата — хороша в особенности.
Выгибает бровь, выдавая немой вопрос.
Взглядом предупреждаю: «Не вздумай финт какой-нибудь выкинуть».
— И как это понимать? — останавливается рядом.
— Со мной танцуешь. Что непонятного? — отвечаю, глядя при этом на её жениха.
— Ладно, — смирившись, тягостно выдыхает и осторожно кладёт руку мне на плечо.
— Будем попутно вести диалог. Ты думала, спрячешься в своём замке, обнесённом железной проволокой, и я до тебя не доберусь?
Проволока появилась после моего вторжения. Видать, охрана запись с камер тогда подняла.
— Я не хочу с тобой разговаривать.
— Придётся. Иначе начну целовать у всех на виду.
— Ты… совсем? — лепечет задушенно.
— Уже рассказала этому клоуну про нас? — перехватываю её пальцы.
— А есть что рассказывать? — отзывается равнодушно, описывая круг вокруг меня.
— Ясно, — клацаю от гнева зубами. — Сам расскажу.
— Абрамов, пожалуйста, хватит. Всё.
Встаём в пару и она ощутимо вздрагивает, когда я прижимаю её к своей груди.
— Что значит всё? Поясни-ка, — наклоняюсь ближе, пока кружимся по знакомой траектории.
— То и значит. Ты переходишь всякие границы!
— Ещё пока нет, — делаю глубокий вдох, запуская в ноздри её запах. — Скучал по тебе смертельно, Джугели.
— Прекрати провоцировать.
— Спровоцировала ты, притащив на праздник этого павлина. Будь уверена, на своих двоих он отсюда не уйдёт! В порошок сотру!
— Перестань. Не смей его трогать. Хочешь, чтобы меня посадили под замок?
Её голос дрожит. Да и сама она вся в моих руках трясётся.
Разворот. Руки на талии. Поддержка.
— Что ты решила? Озвучить можешь? — спрашиваю прямо, когда мы снова оказываемся с ней лицом к лицу.
— Да. Я выхожу замуж за Горозию, — произносит вроде как уверенно, но пряча при этом глаза. — Так надо.
Выхожу замуж за Горозию.
Так надо.
Разрывает своими словами нутро. Чёртову гранату мне туда закидывает, чтобы наверняка, в хлам, раздолбило.
— А за меня пойдёшь, если позову? — горячо выпаливаю ей на ухо, захлёбываясь в своём отчаянии.
Она, наконец, осмеливается поднять на меня взгляд. Растерянно хлопает ресницами. Не то напугана, не то ошарашена в край.
А ещё я только сейчас подмечаю, что выглядит девчонка так, будто накануне много плакала. И тщательно нанесённый макияж не способен меня обмануть.
— Что?
— Чту традиции твоего народа. Замуж выйти предлагаю, — намертво стискиваю в объятиях.
— Ты с ума сошёл, — шепчет лишь губами.
— Я три ночи не спал.
Это правда. После разговора с матерью пришлось конкретно поднапрячься и пошевелить извилинами.
— У меня есть отличный план, Джугели, — бережно, но надёжно придерживаю партнёршу, в то время как она, прогибаясь в спине, отклоняется назад, и поднимается, чтобы грациозно вернуться в исходную позицию.
— Что ещё за план? — пытается держать дистанцию, которую я тут же при каждой возможности сокращаю.
— Сбежим вместе после вручения аттестатов?
Меняется в лице.
Бледнеет.
— Марсель. Мой отец…
— Послушай, — перебиваю, ощущая, что теряю терпение. — Я всё продумал. До Москвы доберёмся на мотоцикле. Там нас встретит семья дяди Беркута. Он поможет. Железобетонно ручаюсь.
— Чем поможет? — повторяет рассеянно, выполняя очередное движение, заученное на репетиции.
— Обоим к тому моменту уже исполнится восемнадцать. Нас распишут, — разъясняю ей будто маленькой.
— И что будет дальше?
— Разберёмся, не дрейфь. Я начну выступать, один крутой лейбл предложил мне сотрудничество.
— А я?
— Будешь учиться в универе или в теннис этот свой играть. Как захочешь.
На желанных губах появляется едва заметная улыбка.
— Любить тебя буду…
Её щёки в одно мгновение розовеют, выдавая смущение.
— Как там, и в горе, и в радости, — обещаю от всего сердца, работающего в эти секунды на износ.
Тата молчит, но за неё отвечает язык тела.
Она обнимает меня крепче и с какой-то особой, казалось бы несвойственной её характеру нежностью, выразительно смотрит мне прямо в глаза, когда песня заканчивается.
Школяры истошно орут. Родители и Матильда утирают слёзы.
Я вручаю розу девчонке, стоящей напротив, и под шум аплодисментов сжимаю её левую ладонь в своей, переплетая наши пальцы.
— Соглашайся.
Глава 46
Тата
— Спасибо, хозяева, за вкусный ужин, но теперь надобно продолжить начатый ранее разговор.
Отец Левана отставляет от себя пустой бокал, откидывается на спинку стула и переводит взгляд на меня, постукивая пальцами по столу.
— Скажу сразу. Мы против того, чтобы вы увозили внучку сейчас.
— Алиса, ты, может, пойдёшь к себе?
— Нет уж, Эдуард, я буду присутствовать, — отказывается она от предложения деда.
— В таком случае, будь добра, помолчи. Продолжай, Анзор.