Глава 1. Романов
— Погоди… — тянется Рус пальцами к носкам своих кроссовок. — Так ты
женился на той сестре Вайнштейна, которую за гостевым домом
оприходовал?
— Нет, — подтягиваю к груди сначала одно, потом второе колено. — Та
была другая сестра, Карина.
Он тихо смеется, вращая корпусом и качая головой.
— И я ее не приходовал, — добавляю, осматривая присыпанный снегом
парк. — Мы просто тусовались вместе.
Последнюю неделю температура не поднималась выше минус десяти. В
носу стынет воздух, и я застегиваю молнию олимпийки под самое горло.
Кровь еле-еле, но разгоняется, так что холода почти не чувствую.
Снега в этом году толком и не было, поэтому, когда он ни с того, ни с сего, вдруг начинает сыпать со всех сторон, присвистываю.
— Че с фонарями-то у вас? — спрашиваю Чернышова, кивая на тускло
освещенную дорожку. — Половина не горит. Мэр ты или кто?
— Я два дня мэр, — отвечает он, тоже осматриваясь.
У замерзшего пруда мужик с доберманом. Без намордника.
Хмурюсь, приседая.
— Как ты вляпался так, до сих пор не пойму? — достав из кармана
телефон, наш новый мэр стягивает зубами перчатку и фоткает парковую
территорию.
— Обыкновенно. Тебе что ли не знать?
— У меня другое, — говорит мрачно.
Вдохнув поглубже, выпускаю изо рта белое облако пара.
В последние полгода я солидно забил на тренировки, и на то была веская
причина — я получал свой самый незабываемый и бесценный жизненный
опыт, и мне не только на тренировки пришлось забить.
Мой жизненный опыт зовут Яна, и когда я на ней женился, думал, что
совмещаю приятное с полезным. Во-первых, у нее третий размер груди и
много интересных навыков, во-вторых, ей двадцать, в-третьих, ее отец
возглавляет департамент здравоохранения города, и это весьма полезное
для меня знакомство, но ни один из этих фактов не смог компенсировать
мне моих выскобленных до донышка мозгов, шести месяцев полного
охреневания от происходящего и пары седых волос на моей башке.
— Просто никогда не связывайся с малолетками, — советую, снова
присматриваясь к доберману.
Собака ведет себя смирно. Легко задирает заднюю лапу и оставляет на
снегу желтое пятно.
Отвернувшись, начинаю разминать корпус.
— Я даже не знаю, где они обитают, малолетки твои, — усмехается
Чернышов.
— Не мои.
Смеется.
— Ты, однако, встряхнул курятник, — глумится Рус, глядя на дисплей. — На
восемнадцатилетках у нас пока никто жениться не додумался.
— Ей двадцать, — говорю вежливо.
У нас-то и разница была всего семь лет, но не суть. В данном случае — это
как семь световых лет.
Присев, проверяю шнурки.
Это всестороннее стебание капитально замахало. Я уже месяц как “статус
свободен”, и смешного во всем этом нет ни хрена.
Главное, что я вынес из своего короткого брака — это то, что когда я
немного приведу в порядок свою изнасилованную психику, на пушечный
выстрел не подойду к женщине, которая будет моложе двадцати пяти, или
даже двадцати шести лет. А в идеале я бы предпочел, чтобы ей было
слегка за тридцать, но точно не двадцать, мать его, лет.
Двадцатилетние меня больше не вставляют.
Как и беспричинные капризы, от которых несет лютой жестью, вечные
опоздания (без объяснения причин), слезы по поводу того, что в
понедельник вечером я явился домой без цветов, таскания по тусовкам с
пятницы по воскресенье, ресторанная еда семь дней в неделю, упрямое
планирование Нового года на Мальдивах, в то время, как мой отпуск
запланирован на летние месяцы, и никакая бронь не сможет изменить
утвержденного ректоратом графика зимней сессии в передовом
техническом ВУЗе, где я являюсь заведующим кафедрой научных
разработок. И все это без учета недоразвитого мировоззрения, чего я по
тупости не заметил изначально, потому что был сосредоточен на
горизонтальной плоскости наших отношений. Эта плоскость могла бы
затмить все другие, если бы у моей бывшей жены был чуть более
прокачанный мозг, то есть, хотя бы лет на пять вперед.
Вряд ли в обозримом будущем я вообще задумаюсь о новых отношениях.
Меня немного ведет от одной этой мысли, но я готов рассмотреть
адекватные варианты, просто чтобы ускорить процесс своего морального
выздоровления.
— Ну что, погнали? — возвращает Рус телефон в карман.
— Угу… — перехожу на трусцу, с удовольствием отмечая, как начинают
разогреваться мышцы.