лосинами задницу. Задница у нее такая, будто она в этом спортзале
родилась. Шикарная у нее задница. И здесь полно таких. Даже если я год
не буду слезать с велосипеда, мне такой все равно не видать.
Швырнув расческу в сумку, быстро натягиваю колготки.
О чем я думала?
Что я вообще делаю?
Завернув в пакет мокрый купальник, надеваю водолазку, торопясь так, что
все из рук валится.
Он мой дипломный руководитель!
И он скоро об этом узнает. И что тогда?
Всех моих талантов не хватит на то, чтобы сделать вид, как будто это для
меня новость.
Он не водит шашни со студентками. Ни с какими и никогда.
Мы не встречались раньше, потому что я для него одна из двухсот голов, он никогда не вел мои практики. Он ведет их только в магистратуре, а я…
скорее всего в нее вообще не пойду. Он никогда не делает перекличек.
Никогда не проверяет отсутствующих, но его лекции особенные. Он умеет
объяснять на пальцах то, что другие не могут растолковать за два
лекционных часа. Просто он преподаватель от бога!
Запрыгнув в свой клетчатый сарафан, быстро застегиваю пуговицы.
Мне нужно бежать отсюда, и подальше.
Я ведь никогда всерьез не думала “о нас”. Это ведь все просто… глупые
фантазии. Даже в своих фантазиях я никогда не заходила дальше пары
поцелуев, потому что слабо представляю, что там должно быть дальше.
Опыт с Касьяновым показывает, что дальше следует неловкость и
“деревянность”.
Прижимаюсь дымящейся головой к шкафчику, закрывая глаза.
Трусиха…
Вот я кто.
Но он… так мне нравится, что я боюсь наделать каких-нибудь глупостей.
Например, выставить себя идиоткой или болтливой дурочкой, потому что
понятия не имею, как себя с ним вести. Эта встреча станет нашей
последней, не сомневаюсь.
Я вообще не думала, что мы опять встретимся где-то за пределами
университета. И я точно знаю, что должна буду во всем сознаться, но все, на что способна — это трусливо сбежать.
Боже, что мне делать?
У нас все равно ничего не выйдет. Во что я вообще хотела ввязаться? Во
флирт со взрослым мужчиной, который по совместительству мой
преподаватель?
Протянув руку, снимаю с вешалки свою шубу и, застегнув сумку, ухожу из
раздевалки.
От страха, что мы можем случайно пересечься, опять колотит сердце, но в
фойе никого.
От облегчения ускоряю шаг.
— Спасибо… — забираю у администратора свои варежки, изо всех сил
делая вид, будто ничего особенного не происходит.
Только зайдя в автобус, понимаю, каким идиотским ему покажется мой
поступок. Он примет меня за капризную дуру или решит, что я утонула. А
может… он и пяти минут ждать меня не станет. И это вероятнее всего. А
если станет?
От этой мысли все внутри переворачивается. Она терзает всю дорогу до
дома. Вдруг он ждет?
Глядя в пространство, пытаюсь успокоиться и сосредоточиться на чем-нибудь другом. На людях вокруг, на украшенных фасадах за окном, на том, что у меня отмерзли колени, потому что на улице стало холоднее раз в
десять. И когда я несусь к своему дому, ощущение такое, будто моя
челюсть перестала работать от онемения.
Войдя в квартиру, включаю свет и ставлю угги на полку. Бросаю сумку на
пирамиду из больших картонных коробок и убираю шубу в шкаф.
Я живу здесь неделю, и еще не очень привыкла.
Мы разменяли бабулину квартиру на две, и мой брат отдал мне гораздо
больше половины, хотя мы никогда об этом не говорили. Еще он отдал мне
всю мебель. В его квартире даже дивана нет, только надувной матрас.
Усевшись на подоконник, смотрю на город с высоты одиннадцатого этажа, чувствуя предательское одиночество. Все из-за нового места, я знаю, что
это пройдет. Набрав брата, подтягиваю к груди колени.
— Внимательно, — басит он в трубку.
— Что мужчине нравится в женщине? — спрашиваю, пристроив
подбородок на коленях.
Он молчит, а я кусаю губу.
— Кхм… чего? — уточняет, после гнетущей паузы.
— Что привлекает мужчину? — повторяю я. — В… эм-м-м… женщине…
Слышу, как скрипнул его стул. И как хлопнула дверь. Его шаги эхом
отстреливают в трубку.
— Кхм… какого мужчину?
— Любого, — поясняю я, жмурясь.
Его вдох такой шумный, что я начинаю царапать пальцами свою коленку.
— Э-э-э… кхм… ну, прежде всего отсутствие зае… кхм… закидонов.
— Например?
— Например… — даже не видя я знаю, что он почесывает свою ужасную
бородищу. — Когда не берешь трубку, а тебе за это выносят мозг.