Домой возвращаюсь каким-то пришибленным, и вместе с тем гудит в крови давно забытое предвкушение. Я на нем стараюсь не зацикливаться. Убеждаю себя, что ничего плохого не допущу. Мы с коброй просто пойдем в бар, проведем там немного времени и разбежимся по домам.
Только переступаю порог дома, со второго этажа, лениво тряся голыми сиськами, спускается заспанная Юка. Она здесь только вторую неделю, а уже вызывает у меня приступ тошноты. Не знаю, кто именно ее пялит – отец или мать, а может, что, скорее всего, вместе – но меня реально до блеванины точит один ее вид.
– Привет, сладкий… – толкает Юка, пока разминаемся.
– Привет, – бросаю на ходу.
На верхней площадке сталкиваюсь со второй шлюхой. Каро, в отличие от Юки, всегда стесняется меня и сама стремится быстрее сбежать, но мое омерзение от этого не меньше.
Продолжая идти, ртом дышу. Не хочу хапать стоящий на этаже приторный запах похоти и разврата.
– О-о-о, – все, что выдает при виде меня мать.
Я на нее и вовсе не смотрю. Тупо тулю в свою берлогу.
Переступаю порог. Проворачиваю замок. Врубаю сплит. Сажусь за ноут. Сую в уши наушники. Рамштайн на максимум.
Ду хаст, блядь.
С обоев экрана глаза кобры смотрят. Сглатываю и медленно выдыхаю, прежде чем клацнуть по значку рабочей программы.
Ду хаст…. Ду хаст михь[2]…
5
Давай, всасывай осторожно. Не торопись.
– Нет, нет, нет, – рублю скоростным составом, едва вижу кобру. Пока она становится в позу, закатываю глаза и возношу небу все свои проклятия. За что, блядь? Свирепо выдыхаю. Вставляю в рот сигарету, затягиваюсь и сердито пуляю окурок в траву. Впиваюсь в ведьму липким взглядом. – В этом ты не поедешь, – выдаю безапелляционно.
Маринка, не снимая рук с бедер, демонстративно ведет плечами.
– Уверен?
– Уверен.
– Почему?!
– Потому, – рявкаю я. Вздыхаю, когда она от столь яростного проявления эмоций вздрагивает. – Кусок летающего лоскута вместо лифчика, трусы и проститутская сетка на ногах, – перечисляю так же агрессивно, но значительно тише. – Ты, блядь, серьезно?
– Это шорты, – толкает обиженно. И зачем-то, пока палим друг в друга горючими взглядами, уточняет: – Кожаные.
– Вернись и переоденься, – цежу сквозь зубы.
– Иначе?
– Иначе останешься дома.
У меня, мать вашу, капитальный сбой системы случается, когда она вместо очередной порции возмущения сверкает улыбочкой.
– Ладно, – бросает и убегает, сверкая полуголой жопой.
Я, конечно, таращусь вслед. Пока Маринка не исчезает в темноте.
Чертыхаясь, упираюсь задницей в капот Гелендвагена. Подкуриваю новую сигарету, затягиваюсь и вытаскиваю завибрировавший в кармане джинсов телефон.
Мариша Чарушина: На память*_*
И фотка в этом блядском прикиде, с дерзко высунутым язычком.
Big Big Man: Кривляка.
Big Big Man: Крупнее давай.
Что я, мать вашу, делаю? Она же не одна из тех самок, которых я могу оприходовать.
Список, Тоха! Список!
Мариша Чарушина: Я уже разделась. Работай рукой – коснуться экрана и потянуть в стороны.
Сука… Не шагнул ли я еще за черту дозволенного? Блядь, конечно, шагнул.
Надо как-то осторожнее, нейтральнее, равнодушнее… Я смогу.
Выдыхаю облако дыма и вскидываю взгляд на ее окно.
Разделась, значит? Твою мать…
Не выпускал телефон из руки, поэтому, как только чувствую вибрацию, просматриваю сообщение.
Мариша Чарушина: Нормально так?
Новое селфи в платье. Коротковато, конечно. Но если я буду чересчур сильно докапываться, она поймет, что… Что? Что, блядь, она поймет?!
Big Big Man: Нормально.
Маринка отвечает счастливым смайлом. И пару минут спустя во второй раз подбегает к моей машине.
– Ох, вот это у тебя все-таки танк… – выдыхает, когда открываю для нее дверь. Не удосужившись запрыгнуть, оборачивается. С улыбочкой щурится. Я машинально отражаю – угрюмо сталкиваю брови на переносице и задерживаю дыхание. – Это что, компенсация? – точит кобра ядовито. – Ну, за маленькую дудку. Знаешь, так говорят…
Договорить у нее возможности нет. Когда я хватаю ее руку и резко притискиваю к своему ноющему стояку, слова перебивает вскрик. У меня есть две секунды, чтобы прикрыть в странном кайфе глаза. После ведьма отдергивает ладонь.
– Совсем уже?! – пыхтит, краснея на моих глазах. – Ненормальный, – последнее крайне задушенно.
Без слов подхватываю кобру и закидываю на сиденье. От души хлопаю дверью. Пока обхожу тачку, сквозь зубы матерюсь.