Затолкав Нику в машину, я нажал на газ. Отъехали мы совсем немного, сначала я хотел объясниться, потом подброшу ее до дома.
– Ника, я не терплю вмешательства в свою жизнь, – она сложила руки на груди и отвернулась к боковому окну. – Если девушка, с которой я общаюсь, этого не понимает, нам не по пути, – не хочет разговаривать, не собираюсь настаивать. Нажимаю педаль газа и выруливаю на дорогу.
– Что у тебя с той девушкой? – не поворачиваясь, спрашивает она.
– Ничего, – и это правда. Хотя то, что творится у меня в душе, «ничего» назвать сложно, но все останется так, как есть. – Я чувствую за нее ответственность, не хочу, чтобы она попала в неприятности.
– Не верю.
– А я не собираюсь оправдываться и что-либо доказывать, – дальше мы едем в тишине. Мне нечего больше сказать Нике. Она хотела бы продолжить разговор, но что-то ее удерживает.
Ника бросает на меня косые взгляды и чего-то ждет. Скорее всего, что я изменю решение, но я давно понял, что не стоит из жалости тащить балласт, который может утянуть на дно. С Никой мне было хорошо, но проблема в том, что так же хорошо мне было с другими.
– Пока, – бросает Ника, но не выходит из машины.
– Пока, – равнодушно отвечаю. Нет желания продолжать этот разговор и выяснять отношения, которые строились лишь на сексе.
– Ты ничего мне не скажешь?
Какого ответа она от меня ждет? Я все это время думаю о Машке.
– Нет, Ника. Мы все сказали друг другу, – она уходит, хлопает дверью напоследок. Я беру в руки телефон, кручу его между пальцев, а потом быстро печатаю и отправляю, пока не передумал.
Я: Пуговка, как дела? Егор тебя не обидел?
Мне нужно знать, что с ней все в порядке…
Михаил
На часах четвертый час. После таблетки обезболивающего мог спокойно уснуть, а я продолжаю каждую минуту таращиться в телефон. Два месяца на него не приходили сообщения от Маши, одним махом я вычеркнул ее из своей жизни. Умом понимаю, что так и должно остаться, но саднящее чувство в груди не дает покоя, поэтому я хочу понять, как она?
На мое первое сообщение она ответила.
М: Егор мой брат.
Можно подумать, я этого не знаю. Ее сухой ответ не мог успокоить.
Я: Скажи правду, у тебя все хорошо?
Сразу отправляю ей новое послание.
Пуговка прочитала сообщение, а отвечать не стала. Как это понимать?
Егор мог быть жестким, это у него от отца. После сегодняшней выходки он мог вернуть Машку родителям на время командировки. Как правило, отцы больше любят дочерей, балуют их и растят, как принцесс, так и было до шестнадцатилетия Маши, а потом Лютаев понял, что Машка может стать выгодным проектом, и принялся присматривать ей женихов. Год назад она убежала жить к брату, отец не раз пытался вернуть ее в лоно семьи, но все заканчивалось конфликтом с Егором. Лютаев не мог сломать сына, порой Егору кажется, что он единственный, кто может противостоять его отцу.
Я даже думал набрать Егору и попросить сильно не наезжать на сестру, но после всех событий не хотел посеять в его голове подозрения. Наше с Машкой прошлое – тайна. Она так решила, а я в то время согласился на ее условия.
Ну почему не отвечает? Меня ужасно задевает холодность. Маша ведь сама нежность и доброта. Меня убивает, что это я стал причиной таких изменений. И эти изменения мне не нравятся. Перед глазами встает ее образ на танцполе. То, как она одета, как двигается. Я могу врать всем вокруг и даже ей, но себя обхитрить не получится, внутренний самец во мне кричит, что хочет эту девочку!..
Я мог бы ей позвонить, но я этого не делаю. Во-первых, Маша может уже спать, а во-вторых, не хочу, чтобы Егор увидел поздний звонок. Он поручил мне присматривать за Машей, не хочу, чтобы он поменял свое решение.
В голове созревает план, я ставлю будильник на полседьмого утра…
Маша
Егор может быть обаятельным, когда захочет. Не удивлюсь, что после сегодняшней ночи он мне запретит ходить на любые увеселительные мероприятия. Лишь бы с Жанкой общаться не запретил. Очень надеюсь, что его не оставила безразличным встреча с родственниками подруги.
Я осталась сидеть в машине, а спасать Жанну отправились Егор и его девушка Оля. Как же хочется хоть одним глазком подсмотреть, что там происходит.
Время идет, а они не спускаются.