Пашка обнимает меня сзади, чтобы было теплее. Ему самому холодно. Пальто, наверняка, оставил в своей комнате. Или ещё где-нибудь. Но мне в его объятиях тепло. И рядом с ним быть – это счастье. Разве это важно, что мы стоим в минус двадцать одетые по-летнему?
– Котёнок… – ласково говорит он. – Потерпи чуть-чуть. Я знаю, ты замёрзла. Но здесь совершенно негде спрятаться.
– Мне тепло, – бессовестно вру я. Не ему, конечно. Он знает правду.
Себе.
– Холодно, девочка моя, очень холодно, – продолжает он. – А я так не хочу тебя отпускать!..
– Забери меня с собой, – неожиданно вырывается у меня. Я поворачиваюсь к нему лицом. Пашка и серьёзен, и взволнован. Сам на себя не похож.
– Не могу. Ты ещё… маленькая. Ты не сможешь. С таким, как я, не вытерпишь.
Но почему тогда он снова меня целует? С собой не берёт и отпускать не хочет. Пашка… Голова идёт кругом… Он сумасшедший!..
– Кроме любви твоей мне нету моря[2], – цитирует он.
А я продолжаю:
– А у любви твоей и плачем не вымолишь отдых[3].
Мне слёзы жгут глаза, а я их выплакать не могу. Зачем ты пришёл, чтобы снова уйти?
Я обнимаю его сама – крепко.
Головой склоняюсь к груди.
Не уходи, пожалуйста. Здесь без тебя мне – клетка!..
И сотни лет одной мне без тебя идти.
Глухая боль и стон, что с губ сорвётся –
Они останутся при мне. С собой их не бери.
И если то, что между нами есть, любовью назовётся,
Возьми её с собой!
Меня с собой возьми!..
– Эй, что вы там делаете на крыше?
Пашка качает головой.
– И здесь найдут.
Пора! Он берёт меня за руку, помогает спуститься по лестнице вниз. Захлопывает крышку люка.
– Мне надо уходить, Ксюш.
– Тебя кто-то ждёт? – дрожащим голосом задаю вопрос, на который сама знаю ответ.
– Не спрашивай. Не делай себе больно.
– Подожди! Когда ты вернёшься?
– Не вернусь. У меня обязательства.
Усмехаюсь – очень грустно.
– Ты так легко их все нарушаешь.
– Да, но не в этот раз. Пора!
Целует бегло в щёку. Проводив до комнаты, убеждается, что я вошла внутрь и заперла на ключ дверь. Потом уходит. Его шаги до сих пор гулким эхом отдаётся у меня внутри. Словно он по моей жизни прошёлся. И даже останавливаться не стал. Паша… Ты один такой на всём белом свете.
А когда пришёл новый день, то принёс новые огорчения.
И понимание того, почему он не может нарушить обязательства в этот раз.
Я узнала правду. Как это ни странно, от Евгения.
Теперь не могу решить, что мне делать и как быть дальше.
Павел
– Да, дорогая, сегодня вернусь поздно. Ложись без меня.
Закрываю мобильник, убираю в карман брюк. Юрец смотрит на меня, потом изрекает свой, как обычно, глубокомысленный вывод:
– Я смотрю, ты уже освоился в позиции семейного человека.
– Юрка, никогда не освоюсь, – достаю сигарету, закуриваю. – Веришь – она меня задолбала! Как мамка родная звонит, бля, каждый час!.. Где я, что я… С кем я! Какая, нахер, разница, если я всё равно вернусь к тебе?!
– Подожди, Пахан, – Юрец любит порассуждать. – Ты смотришь на это со своей колокольни. Милада – со своей. К тому же ты сам её выбрал. Съехался жить с ней на эту квартиру. А значит, дал ей карты в руки.
– Юрец, Юрец… – тянусь к бутылке портвейна – дешёвого, как моя жизнь. Но другого мне сегодня не пить. Деньги за учёбу перечислил. Банк всё забрал подчистую. Осталось только на это пойло и на пачку сигарет. Зарплату обещали через две недели. Но тесть к свадьбе, конечно, премию выпишет. Надо же зятя любимого поддержать.
Свадьба, Боже мой!.. Ещё совсем недавно я спокойно размышлял об этом. Купил кольцо, хотел сделать Миладе предложение. Потом резко передумал. А теперь, когда меня прижали со всех сторон, чувствую себя зверем, попавшим в капкан. И вырваться нельзя, и остаться – смерть! Как тут можно выбирать? На кону моя свобода и ответственность за неродившегося ещё человека. То, что это мой ребёнок, я понимаю с трудом. Не получается осмыслить до конца. Наверное, ещё не время. Может, когда увижу, подержу в руках…
Блин, от таких мыслей ещё больше хочется выпить!..
– Пахан, смотри, домой притащишься на рогах. Скандал будет.
– Пускай будет! – в сердцах выкрикиваю я. – Надоела такая жизнь – в тисках. Как будто у меня нет выбора. Как будто не могу решать, что на самом деле хочу. Веришь, Юрец, я этим сыт по горло?