Когда последний студент удалился, барон прошептал Джорджио:
— Видишь, какой эффект оказывает правда, бьющая в самое сердце? Однако запомни: ты стоишь выше этих молодых людей, хоть в тебе только четверть благородной породы. Они преисполнены благих намерений, но не слышат зова крови. На высшую ступень посвящения может рассчитывать лишь тот, кто его слышит.
— Да, барон, я не могу выразить это словами, но надеюсь подняться дальше.
От толпы учеников отделился юноша. Как и все, он брил череп наголо и носил черное. В чертах его вытянутого худого лица присутствовало нечто аскетическое, почти монашеское. Глаза юноши горели огнем, будто он видел далекий, завораживающий свет.
— Сеньор барон, — обратился он к Эммануилу с сильным испанским акцентом. — Могу я поговорить с вами лично?
— В доктрине, глашатаем которой я выступаю, нет ничего тайного. Но я тебя слушаю.
— Я — словно бомба, готовая взорваться.
Барон нахмурился.
— Простите за слова, не совсем подходящие в эти дни, но мне достаточно только слышать вас, и я уже чувствую, что должен действовать, применить полученные от вас знания.
Барон молча смотрел на юношу проницательным взглядом.
Молодой человек пояснил:
— Я готов встать на путь посвящения, я не боюсь существ, которых могу повстречать, и чувствую, что готов совладать с ними. Я только не могу свершить это ради себя одного.
— Почему нет? Ради кого еще ты готов ступить на этот путь?
— Ради мира!
Эммануил молчал. Он оценивающе рассматривал испанца — решимость и преданность юноши ощущались почти физически, и только поэтому барон не прогнал его сразу.
— Как и многие в нашей группе, я ортодоксальный католик, — продолжил молодой человек, — но не вижу конфликта между верой и эзотерическим знанием, которое вы представляете. То, что святой Бернар основал орден тамплиеров, только укрепляет мою уверенность. Я пока не определил, в чем моя миссия, но чувствую: у меня она есть, и, возможно, чрезвычайно важна.
— Это может быть опасным заблуждением, — произнес барон, словно вынося вердикт.
— Мое решение не безрассудно. Я подчиняюсь высшей силе. Я уезжаю в Испанию, в Сантьяго-де-Компостела, и там, где молились пилигримы, буду молить Бога о ниспослании помощи.
— Верное решение. Я глубоко почитаю священные места Европы и верю, что они полны благодати. Как истинно верующий, ты найдешь там лучшее руководство, нежели то, которое мог бы дать я. Ступай с Богом.
— Благодарю, сеньор барон.
С непривычно восторженным выражением на лице барон медленно шел по тропинке в роще конских каштанов. Он спустился к парковке, сел в «ланчию» и поехал к охотничьей хижине, где его ждала Анжела.
Мольберт был пуст, краски на палитре засохли. Минуя прелюдию в виде сеанса живописи, барон перешел к более мощному и сокровенному ритуалу — сексуальной алхимии.
Во время предыдущих сессий Эммануил уподоблялся лучнику, который медленно натягивает лук до предела, сосредотачиваясь на цели, которую поражает стрелой воли во время оргазма. Сегодня, как нельзя кстати, у Анжелы были месячные, но неудобства она не ощущала — ее сознание потеряло связь с телом, как у лунатика.
Эммануил совокупился с ней, эякулировал. Но это было только начало ритуала, следующая часть которого подразумевала действия более чем странные. Анжела нашла бы их нелепыми, будь она в обычном состоянии и не участвуй в них сама. Однако сейчас девушка отдалась действу с благоволением жрицы, пока Эммануил постепенно поглощал смесь «солнечных» и «лунных» жидкостей с вульвы племянницы, из влагалища — везде, где только находил хотя бы каплю. Наконец Анжела, обернувшись пуховым одеялом, уснула.
Эммануил облачился в ритуальный наряд и, сев на стул с прямой спинкой, принял позу египетской статуи: ладони на коленях, глаза открыты, взгляд обращен внутрь. Барон представил себе свой желудок в виде алхимического перегонного куба, а в нем — двух драконов: красного и белого. Ниже, в районе кишечника, барон мысленно поместил огонь. Когда «сосуд» нагрелся, драконы стали извиваться, кусать и рвать друг друга когтями. Их кровь — белая и красная — закипала, бурля и превращаясь в пар. В момент кульминации «сосуд» едва не опрокинулся. Раньше, в самом начале практик, Эммануила рвано. Постепенно хаос в желудке прекратился, осталось лишь серебристое облачко с крапинками золота.