Иезуит поджал губы.
— Я бы выразился иначе: мы, иезуиты, всегда находились в стесненных обстоятельствах, нас не признавали ни Ватикан, ни светские власти. Мы — орден монахов-воинов. Мы не боремся при помощи физического оружия, но в этом мире мы как на войне, будто… будто на оккупированной территории.
— Оккупированной кем?
— Дьяволом, если говорить откровенно.
— Вот как…
Рассуждения иезуита о религиозных правах не отличались от взглядов его коллег.
— Порой приходится прибегать к некоторым ухищрениям. Но мне хотелось бы спросить…
— Разумеется.
— Станет ли ассимиляция мусульман темой вашей предвыборной кампании? Я интересуюсь не из праздного любопытства — это довольно больной вопрос для его святейшества. Не хотелось бы оказаться в затруднительном положении.
Сенатор облегченно вздохнул — с «больными вопросами» он сталкивался каждый день.
— Да, конечно. Но ассимиляция — только половина темы. Больший упор я сделаю на единство с Европой. Нужно наладить мосты с нашими единомышленниками. По-моему, Джон — не возражаете, если я буду звать вас по имени? — в ближайшие двадцать — тридцать лет следует ожидать двух вариантов развития событий. Первый: Европа в национальном плане станет напоминать шахматную доску, ее экономика пойдет на спад, встанет проблема социальной нестабильности, и возрастет враждебный настрой по отношению к США. Или же Европа примет мудрое решение и обретет руку помощи, протянутую через океан. Я надеюсь создать Трансатлантический альянс, как в конце Второй мировой.
Джон уже как будто слышал громогласные девизы кампании сенатора.
— Тогда мы боролись против коммунистической угрозы.
— Именно так, но теперь нам угрожает ислам.
Очевидности этого Макграт отрицать не мог.
— А скажите мне, Джон, как все это отразится на американских католиках? В контексте программы «Раскроем объятия всем верующим»?
— Я считаю, эта программа вызовет раскол катастрофического масштаба. Все последствия сложно предсказать. Для начала божественное происхождение Христа «пересмотрят» в угоду мусульманам и иудеям. Если этому никто не воспрепятствует, на защиту доктрины встанем мы, иезуиты, и будем отстаивать ее до последнего вздоха. Мы сделаем все возможное, чтобы католики осознали реальное положение дел. У американского католицизма долгая история противостояния Ватикану, например, по поводу контрацепции. В Америке католики теологически необразованны, но происходящее заставит их встрепенуться.
— Им не понравится то, что они услышат?
— Нужно будет правильно преподнести тему. Думаю, политический аспект взбудоражит людей больше, чем теологический.
— Проще говоря, если американских католиков (в основном — латиноамериканцев) настроить против папы римского, это склонит их на мою сторону?
— Вполне вероятно.
Летом, ближе к концу июля, барон Эммануил устраивал званые обеды. В этом году он пригласил почти всех соседей. С помощью Орсины все было организовано быстро и со вкусом. Двадцать приглашенных сидели за огромным столом красного дерева, накрытым в саду под вишней. Легкий ветерок колыхал пламя бесчисленных свечей, освещавших стол. Свою лепту вносила и полная луна, одаряя сад мягким сиянием. Найджел раздобыл три дюжины бутылок «Амароне», которое объявил своим любимым вином.
Во главе стола сидел барон, по правую руку от него — Орсина, по левую — Анжела. Пару дней назад Эммануил завершил курс лекций. Он выглядел крайне уставшим, но разум его сохранил силу. Смакуя вино и оглядывая гостей, барон вынес про себя вердикт: «Благородная гниль».
«Амароне» изготовляют из спелого винограда, подсушенного на соломе, что концентрирует сахар и вкус. В благоприятных условиях на ягодах развивается «благородная плесень».
В гостях барон не видел ничего благородного — они держались за свои поместья и дворцы, боролись за место в буржуазном мире, работая в офисах и пытаясь свести концы с концами; их жены — стервы, а дети дерзки и нахальны. Предки не могут гордиться такими потомками. Для барона все они были испорченным подвидом аристократии, для которого «благородная гниль» — идеальный эпитет. К счастью, обе племянницы — и Анжела, которую барон знал очень близко, и Орсина, одаренная больше Анжелы, — иного сорта.
Обед удался. Орсина организовала все на славу. Перед десертом барон извинился и ушел в библиотеку, надеясь, что «Коррьере делла сера» предложит более интересные темы для размышления, чем его гости.
Барон снял очки дня чтения. В одной из статей полковник, служивший еще при фашистах, рассуждал о терактах и о жесткой общественной реакции. Девяностопятилетний воин сетовал на жестокость с обеих сторон, но предсказывал, что «трагедия заставит Европу обрести твердость». По его словам, каждый теракт приближает Европу к пробуждению.
Да, мысленно согласился барон, Европа крепко спит, а дом полон воров. Он выглянул в окно, посмотрел на залитые лунным светом статуи в стиле рококо, живую изгородь и вековые деревья. Барон вспомнил дворец на Гранд-канале, родовое гнездо его семьи, завоевавшей право на достойную жизнь, и канун своего венчания, когда отец посвятил его в тайны клана Ривьера.
— На нашем родовом гербе изображено Древо жизни. Нам известен его секрет и тайна рая, откуда человек был изгнан за слабость. Мы знаем, как вырастить Древо, как заставить течь из-под его корней Реку жизни. В этом — сила наших предков, которые взирают на нас с высоты Олимпа, готовые принять к себе достойных.
Отец вручил ему «Магический мир героев».
— Возьми эту книгу, написанную Чезаре делла Ривьерой. Храни ее, береги, изучай. В ней зашифрованы знания, недоступные простому смертному. Если прочтешь книгу верно, то знание выведет тебя на путь, которым прошли другие Ривьеры — как в этом мире, так и в других мирах. Повторяю: храни ее, береги, изучай, и ты обретешь скрытый камень. — Последние слова отец произнес на латыни.
Эммануил исполнил волю отца. Никто из Ривьера не изучал книгу с большим усердием. Барон отыскал тайные тропы, исполнял обряды и обеспечил продление рода. Но нет, к великому сожалению, барон не обеспечил продление рода в простом физическом смысле. «Врожденное бесплодие семенной жидкости», — заключили специалисты, когда даже через десять лет после свадьбы у барона не родилось наследника.
Кто станет поддерживать традицию? Как и многие великие династии, род Ривьера почти прекратился, остались только Орсина и Анжела.
В мрачных размышлениях Эммануил вновь обратился к Европе. Чтобы пробудить континент, нужен мощный толчок. Христианство было религией Европы, движущей силой Священной Римской империи, рыцарей-тамплиеров и других воинских орденов, дворов любви, где выросли и созрели европейское искусство, живопись и литература. Христианство закалило воинов в горниле Крестовых походов.
Настало время для нового Крестового похода. На этот раз сарацины не за Средиземным морем, а здесь, на пороге, стучатся в дверь. Как можно спать в такой момент?!
Поразмыслив, Эммануил пришел к выводу, что Европе нужна новая Реконкиста. Похоже, она началась — и снова в Испании. Святой Игнатий Лойола, основатель испанского Общества Иисуса, был воином. Когда не стало Крестовых походов, а мавров изгнали из Испании, он направил свою энергию на обращение мусульман в христианство.
«Отлично, — сухо улыбнулся барон. — На борьбу можно будет поднять иезуитов. Они впервые противопоставят себя папе».
Вспомнилось имя американца, который исповедовал христианство иезуитского толка, — профессор Кавана, приятель Орсины. Это воин? Эммануил от души расхохотался.
На следующий день Джорджио доложил, что аудиенции барона просит молодой человек.
— Он нам известен?
— Да, барон, он посещал ваши лекции.
— Не припомнишь, какие именно? Закрытые?
— Эти тоже.
— Замечательно. Проводи его в библиотеку, я приму его там.
Вошел возбужденный невысокий, худощавый юноша — Фелипе, испанец, который отправился паломником в Сантьяго-де-Компостела, прервав обучение у барона. Пошел традиционным маршрутом, пешком, как и положено, однако вернулся на поезде, сразу же после взрыва. Эммануил понял, что сейчас последует излишнее проявление эмоций, и собрался было позвать Джорджио, чтобы выпроводить юношу из дома. Фелипе поведал свою историю, и барон удивился — воздух в библиотеке словно бы загудел от напряжения.