— Кавана был с вами в поезде. Он похитил вас, но передумал… Ваш дядя или муж заплатили выкуп…
— Инспектор, вы оскорбляете меня, обвиняя во лжи, и порочите доброе имя друга нашей семьи. Я уже говорила, что очнулась в поезде совершенно одна — то есть рядом со мной не было никого из знакомых. Да, припоминаю бородатого мужчину — я просила у него телефон. У него сотового не было, и он любезно одолжил мобильный у той женщины. Да, он помог мне сойти с поезда и подождал, пока не приедет мой муж. Вот и все.
Гедина медленно и глубоко затянулся сигаретой.
— Вы уверены, что вам больше нечего сказать?
— Ну, хотелось бы…
— Слушаю, баронесса.
— Вы не могли бы здесь не курить?
Инспектор покраснел и, затушив сигарету, жестом велел Колуччи выключить диктофон.
Выходя из номера, Гедина сказал Найджелу:
— Если ваша супруга что-нибудь вспомнит, вы знаете, где меня найти.
Они неприязненно посмотрели друг на друга.
— Перед уходом, инспектор, — ответил Найджел, — переговорите с моим адвокатом.
— Инспектор, — подошел Алеманни, — мои клиенты завтра покидают Италию и в ближайшее время не собираются возвращаться. Хотелось бы оградить их от нападок прессы — баронесса нуждается в отдыхе. Общаться с моими клиентами вы будете через меня. Вам не ответят, пока вы не переговорите со мной. Я понятно выразился?
Гедина нахмурился и, тяжело дыша, покинул номер. Колуччи шел следом.
На следующий день Гедина стоял на лестничной площадке третьего этажа в стареньком отеле в центральной части Вероны. Вместе с ним прибыли Колуччи, Галлорини и четверо полицейских из штурмового отряда. Портье сказал, что подозреваемый — у себя в номере.
— Взламывайте дверь, — велел Гедина агентам.
Галлорини хотел было постучаться, но поздно — дверь выбили.
Джорджио сидел в гостиной и работал с ноутбуком.
— Какого черта? Что происходит? — возмутился он.
— Синьор Джорджио Мозер, вы арестованы, — сказал инспектор. — В наручники его.
— Арестован? За что? На каком основании? Эй, погодите!
— Сопротивление при аресте — не очень умно в вашем положении, — предупредил Гедина. — Зачтется как оскорбление представителя закона при исполнении.
Джорджио позволил надеть на себя наручники, потом повторил вопрос:
— Будьте добры, объясните, за что меня арестовали? По какому обвинению?
— Зачитать вам весь список? — Гедина сардонически улыбнулся. — Лжесвидетельство, введение в заблуждение властей, препятствие следствию, подделка доказательств, похищение и удержание человека в неволе, сексуальные домогательства и, наконец, убийство — последнее в списке, но не последнее по значению. Вы обвиняетесь в преступлениях первой степени тяжести, а также как соучастник до и после факта их совершения. Вам светит пожизненный срок без права на помилование. Есть еще вопросы?
Джорджио ошарашенно рухнул в кресло.
— Посидите, — сказал Гедина, — заодно все обдумайте, а мы займемся осмотром.
Пока полицейские обыскивали номер, Галлорини приглядывал за Джорджио.
Номер оказался большим и хорошо обставленным. Барон прилично платил своему секретарю. Гедина и его люди перерыли все ящики стола, шкафы, книги, конфисковали документы, компьютерные диски и прочее. У Джорджио было время обдумать ситуацию. Обвинение в убийстве — самое нелепое из всего списка преступлений. Он никогда в жизни никого не убивал. Все обвинения выглядели неоправданными, несправедливыми, но барон, приказав похитить Орсину, предупреждал, что это может произойти.
— Джорджио, — сказал он тогда, — суть обряда посвящения в том, что ты не должен задавать вопросов, даже в уме. Обывателю твое задание покажется абсурдным и аморальным, но ты не в состоянии увидеть глубинное значение событий. Например, рыцари-тамплиеры при посвящении плевали на распятие и топтали его, а потом засовывали язык козлу в анус. Ты бы пошел на такое?
— Да, если бы то было истинным посвящением, — ответил Джорджио, сморщившись.
— Времена изменились, а вместе с ними и обряды. Но принцип остался прежним. Безропотным послушанием ты пробудишь свое безличное «я». Помни, Джорджио: ты пробудишь в венах кровь касты воинов.
Похищение труда не составило: подсыпать Орсине в кофе снотворное, усадить ее в машину и передать Бхаскару и Соме, которые ждали в небольшом доке неподалеку. Звонок с требованием выкупа выглядел шуткой, но Джорджио пришлось напрячь воображение. Настоящее испытание началось только сейчас.
Закованный в наручники Джорджио вынырнул из омута воспоминаний. Галлорини не сводил с него глаз. Сейчас Гедина закончит обыск и отвезет Джорджио в полицейское управление. Сумеет ли он убедить магистрата и судью поместить Джорджио под предварительный арест? Где доказательства? Их нет, даже косвенных. После возмутительного задержания Макферсона ни один судья не согласится поместить под стражу Джорджио, особенно по тому же самому делу. Пресса достаточно унизила суд Больцано, выставив его на посмешище в мире юриспруденции. Ни один суд не захочет повторить его судьбу.
А не припас ли инспектор туз в рукаве? Может быть, баронесса ему что-нибудь рассказала? Нет, полиции она не доверилась бы — ей хорошо известен нрав барона. Печально, но придется с ней разобраться. Впрочем, это дело барона.
Джорджио был матерым игроком в покер, знал, когда нужно блефовать, и умел это делать, а потому выигрывал чаще, чем проигрывал. Гедина блефовал, но, как и любой новичок, перестарался. Выбить дверь, заковать Джорджио в наручники, предъявить нелепые и ненужные обвинения… Нет, заключил Джорджио, все это отчаянный блеф.
Вернулся Гедина, собрав вещи для конфискации. Пора было уходить, но Джорджио оставался на месте.
— Постарайтесь вести себя учтивее, — сказал инспектор. — Вы же не думаете, что мы понесем вас на руках?
— Инспектор, можно увидеть ордер на арест? — спокойно поинтересовался Джорджио.
— К чему спешить? Увидите позже, если будет нужно.
— Боюсь, так дело не пойдет. Я не совершил ничего противозаконного. Наоборот, закон нарушаете вы: ворвались ко мне в номер без ордера. Разве не так?
Галлорини вопросительно посмотрел на шефа — Гедина отвел взгляд. Джорджио пояснил:
— Вы не имеете права находиться здесь, предъявлять мне ложные обвинения и уж тем более не имеете права меня арестовывать. Италия вот уже шестьдесят лет как не фашистское государство. А теперь, — сдержанно продолжил Джорджио, — снимите с меня наручники и дайте позвонить адвокату.
Повисла долгая пауза. Полицейские смотрели на шефа — тот уставился в пол, выдыхая сигаретный дым.
— Снимите с него наручники.
— Ордера на обыск у вас тоже нет. Самое малое, что вы можете сделать, — вернуть изъятое на место. Я прав, инспектор? — добавил Джорджио, массируя запястья.
Гедина через силу кивнул.
— А еще вы должны заплатить за выломанную дверь, петли, косяки и бог знает за что еще. Мой адвокат с вас последнюю рубашку снимет. — Джорджио решил блефовать до конца. Он набрал номер адвоката и намеренно заговорил так, чтобы Гедина со своими людьми слышали все до последнего слова.
Когда полицейские покидали номер, Джорджио расслабился. Ледяной тон его голоса сменился триумфальным.
— Гедина, я засужу тебя. Ты по уши в дерьме. Ищи себе другую работу, фашистский ублюдок!
В усадьбе Ривьеры барон позвонил в колокольчик, вызывая Думитру.
— Я на несколько дней ухожу в мастерскую, — сказал он дворецкому. — Беспокоить меня нельзя ни по какому поводу.
У себя в комнате Эммануил нарядился в парадный костюм: белая сорочка, черная жилетка, фрак, бриджи, шелковые чулки и туфли с пряжками, украшенными стразами. Из обитого кожей ларца он достал военные и гражданские украшения, прикрепив их к лацкану, вместе с орденом Святых Маврикия и Лазаря. Барон накинул плащ с крестом Мальтийского ордена, перепоясался парадным мечом в ножнах и спустился вниз.
Забираться в машину в таком виде было нелепо, и Эммануил решил пройти милю до мастерской пешком, по примеру предков. Он шел медленно и величественно, подражая знаменитой походке Короля-Солнца, Людовика XJV, мимо гигантских конских каштанов, постепенно погружаясь в настроение прошлого.